— А о ком я хорошо отзываюсь, Айрин? — Женщина вздохнула.

   — Значит, ты выкупила долю?

   — Да. Я купила бы всю мастерскую, если б имела достаточно денег. Я и за половину-то еще не рассчиталась.

   — А сколько нужно заплатить? — Тереза сказала. Айрин изумилась.

   — Да где ж ты сможешь достать такие деньги?!

   — Мне нужно съездить в Англию.

   — Что?! — воскликнула Айрин.

   — В Англию, — повторила Тереза, и в глазах ее зажглось столь знакомое Айрин темное упорство.

   — Но… зачем? — прошептала женщина.

   — Пока это секрет. Возьмешь к себе Барни? Я оставлю денег на расходы.

   — Конечно, возьму, и ничего оставлять не надо, но, может, ты все-таки скажешь?..

   — Нет! — нетерпеливо произнесла Тереза. Ей не нравилась настойчивость подруги.

   — Но ты, по-моему, уже немало истратила на мастерскую?

   — Да, — согласилась Тереза. — Я продала свои последние модели, потом заложила украшения, ну и были кое-какие сбережения.

   Выражение лица Айрин не изменилось. Украшения? Она никогда не видела у Терезы украшений. Та не носила ни сережек, ни браслетов, ни бус; говорила, что побрякушки делают ее похожей на цыганку. А сбережения? Самой Айрин никогда не удавалось ничего накопить, как она ни старалась.

   Айрин смотрела на Терезу и вспоминала испуганную юную мечтательницу, приехавшую в Сидней покорять невиданные высоты. Теперь перед нею сидела уверенная в себе молодая женщина, все такая же хрупкая, с гладкой смуглой кожей и пушистыми волосами. Но романтический свет больших карих глаз, так украшавший ее, погас, в них поселилось упрямство и выражение какой-то беспокойной настойчивости.

   Не выдержав, Айрин сказала об этом подруге, и Тереза сначала засмеялась, а потом ответила серьезно и не без боли:

   — Да, Айрин, ты права. К сожалению, или к счастью, я далеко не так романтична, как прежде. Видишь ли, сложно оставаться романтиком, решая насущные проблемы. Невозможно все сохранить, приходится чем-то жертвовать. Кто знает, если б у меня не было забот о доме, о Барни, о том, как бы заработать побольше, я бы осталась прежней. А может быть, истинные романтики как раз те, чьи чувства и отношение к миру как к чему-то доброму и светлому способны выживать в любых условиях. Кто знает, Айрин!

   Ее голос звучал грустно, наверное, она только сейчас до конца поняла, что потеряла. Впрочем, это было неизбежно, разве не так?

   — Еще я пришла позвать тебя к себе, — сказала она. Айрин не поняла.

   — К себе?

   — Да, в мастерскую. — И, не дав возразить, добавила:— Пойми, Айрин, вокруг меня чужие люди, ты станешь помогать мне… Поверь, ты мне очень нужна!

   — Но я ничего не понимаю в делах, Тереза! Я могу шить, но не умею делать шляпки.

   — Ерунда, научишься.

   — Ас кем будут дети? Я не могу закрывать их одних, как ты — Барни.

   — А раньше, когда ты работала на кухне?

   — Мать присматривала.

   — И сейчас присмотрит. — Айрин задумалась.

   — Я, конечно, пошла бы, но Аллен…

   — Опять, черт возьми, Аллен! Какое ему дело!

   — Он мой муж.

   Терезу всегда забавляло, с какой почтительностью и уважением Айрин произносит это слово.

   — Хорошо, что у меня нет мужа! Кстати, раньше, когда ты работала на кухне, он не возражал.