– Какая тяжелая работа, блин! Прям, до слез мне жалко этого… хозяина.
– Это тяжелая ноша, – вздохнула Машка. Будто насмешки не просекла. – Вот тебе приходилось думать за других?
Напрасно она надеялась, что я скажу «нет».
– Приходилось, и ни один раз.
Взгляд у Машки стал очень внимательным. «Не верю» она не сказала, но… чужих мыслей я пока читать не умею.
– А у тебя был хозяин или слуга? – спросил я. Не все же ей спрашивать.
– Нет.
– Почему это? Мозги у тебя есть. Вроде как…
Меня опять чуть не покусали глазами. Когда‑нибудь меня за мой язык… ладно, замнем.
– Я колдунья. Меня учили думать и делать.
– Ну, и…
– И отвечать за свои дела!
Сказано было так, что мне расхотелось болтать. Сразу и надолго.
День прошел в глубокомысленном молчании. Больше мы к теме «раб и хозяин» не возвращались.
И не пытались догнать караван.
Только шли по его следам. А идти по следам каравана… Ну, это я уже говорил.
21
– Ларт, ты куда идешь?
– Ага. Счас я.
– Ларт!…
– Я только гляну, и вернемся на дорогу. Хорошо?
– Ларт, туда нельзя.
– Еще пару метров и…
– Ларт!!!
– Ну, ладно, ладно. Мне и отсюда хорошо видно.
Остановился.
Машка стояла сзади и дышала так, будто перегон за поездом бежала. С чемоданом в зубах. А всего‑то и делов – сошли с дороги и шагов десять вправо протопали. Там, среди обгорелых стволов, камень забавный виднелся. Очень уж знакомой формы.
Четыре стенки, крыша, круглая дырка в одной стенке… Скворечник это здорово напоминает. Цельнокаменный. И «скворец» двухметровый должен быть, чтоб этому сооружению соответствовать.
– Ларт…
– Машка, как это у вас называют?
– Ларт, уходить надо.
– Ответь, и пойдем.
– Ларт…
– Отвечай, Машка. Быстрее получится. И легче. А то ведь меня уносить придется. А я сопротивляться стану. И орать, что меня насилуют.
Девка аж в лице изменилась, пока я хохмил. И глаза у нее забегали, то на меня, то на каменный домик.
– Ну, и кто такой страшный в теремочке живет?
Не знаю, чего ее могло напугать. Мне вот наоборот, весело и легко стало. Будто домой вернулся. И все теперь будет тип‑топ.
– Нельзя говорить. И смотреть нельзя. Непосвященным.
Шепчет Машка. И глаза в сторону отводит.
– Непосвященным, может, и нельзя. А мне можно.
– Только чарутти разрешено. А ты не…
– Откуда ты знаешь?
– Вижу.
Я хмыкаю под нос. Ладно, видящая ты моя, не хочешь по‑хорошему, сделаем по‑другому.
– Хорошая, кстати, идея, насчет «вижу». Пойду посмотрю, как там внутри.
– Ларт! Нельзя!…
– Машка, не надо за меня хвататься. Горячими руками.
Это я уже сквозь зубы говорю. Чтоб не заорать. Руки у Машки, в натуре, горячие. И кожаный прикид мало защищает.
– Ларт…
– Спокойно, Машка. Все путем. Видел я уже такие избушки. Даже спал в одной. Блин, ты опять за меня хватаешься!…
– Ты истину говорил?
А в голосе недоверие с надеждой перемешались. И глаза у девки едва на морде умещаются.
– Да на кой мне тебе врать?!
– Тогда я скажу тебе. Возле дороги.
– Ладно, идем к дороге.
Не очень‑то мне и нужен ее рассказ. |