— Что же еще оставалось ей делать? Солдат не повиновался приказу.
— Конечно-конечно, — нетерпеливо перебил его Амальрик. — Именно так на ее месте поступил бы любой командир, но… в данном случае людям вряд ли все это придется по вкусу.
— А им пришлось бы по вкусу, если бы после такого проступка Карагерн остался в крепости? — осторожно спросил Сент-Герман.
— Нет, это тоже им не понравилось бы. Пока его не наказали бы: постегали кнутом, например, или заклеймили позором. — Амальрик, резко хлопнув себя по бедрам, вздохнул: — Ну… все равно. Это рано или поздно должно было случиться. С тех пор как прежний наш командир удалился от мира, по крепости поползли шепотки. Мол, подчиняться женщине — дурной знак, сулящий нам одни беды.
— Кто говорил так? Карагерн?
— И он, и другие. Брат Эрхбог, к примеру. Но он не солдат. Хуже, когда непочтение к власти выказывают солдаты.
— Все? — Сент-Герман удивленно приподнял бровь.
— Пятеро или шестеро, — неохотно сказал Амальрик. — Остальные верны присяге. И готовы защищать эту крепость от любых врагов, будь то пираты, датчане, разбойники или дьяволы.
Это было сказано с таким жаром, что Сент-Герман улыбнулся.
— А самого себя вы к кому причисляете?
— К остальным, разумеется, — усмехнулся в ответ Амальрик и продолжил с гордостью: — Мой дед служил здесь еще тогда, когда это место было пустым и к нему только-только стали свозить пригодные для строительства камни. Теперь он вместе с моим отцом покоится под плитами во дворе, туда же когда-нибудь лягу и я… со своей благоверной. — Внезапно он указал на ряд кадок в углу: — Там лежат угли. Следите, чтобы пламя было в ладонь высотой. Набатный колокол вот. — Ладонь его, описав в воздухе полукруг, похлопала по массивной балке, с которой свисала большая металлическая отливка, с виду напоминавшая перевернутое ведро. — Заметите опасность — стучите по нему колотушкой. Скорее всего, необходимости в этом не будет, но вы должны знать, что тут к чему.
— Конечно, — кивнул Сент-Герман.
— Приподнимайте почаще пергамент и посматривайте на море, — сказал Амальрик, одновременно показывая, как это сделать, не задевая жаровни. — Хотя вряд ли там что-либо можно увидеть — в такую темень да еще при дожде.
Сент-Герман, обладавший способностью видеть ночью лучше, чем днем, мысленно улыбнулся.
— Я буду стараться. — Заметив, что Амальрик скрывает зевок, он добавил: — Если это все, почему бы вам не оставить меня? Думаю, кухни еще не закрылись.
Амальрик энергично кивнул.
— Да. Мне хотелось бы перед сном подкрепиться. — Он пошел было к лестнице, но внезапно остановился и внимательно оглядел чужака. — Я не знаю, кто вы такой, чужеземец, но начинаю надеяться, что ваше появление среди нас совсем не дурное предвестие, как все мы решили, когда на вас набрели.
— Хочется верить, что и другие с вашей помощью переменят свое мнение обо мне, — со всей возможной учтивостью сказал Сент-Герман.
— Всех не разубедишь, — покачал головой Амальрик. — Некоторые из нас так и будут считать вас чем-то враждебным. А остальные и сами во всем разберутся, ведь ваше поведение говорит за себя. Вы проявляете изрядную мудрость, отказываясь делить с нами трапезу. Так говорит герефа, и она, похоже, права. Все иноземцы, каких мы знавали, обычно не церемонились. Здесь замечают подобные вещи.
Он еще раз кивнул своему новому сменщику и оставил его одного.
За завешенными пергаментом окнами продолжал лить дождь, усиливаясь, по мере того как густела вечерняя тьма. |