— Ждите, — бросил тот в толщу кристалла, и отполированный камень опустел.

— Что он делает? — спросил Рохелио.

— Вызывает базу и просит инструкций, если я не ошибаюсь, — отозвался чародей, подумав, что если он ошибается, то скоро здесь будет жарко.

Однако несколько минут спустя капитан Пропатриу опять проявился в кристалле.

— Продолжайте движение, — проскрежетал он с явной ненавистью, добавил: — Под мои проклятья! — и сгинул вновь.

Рохелио и Фернао разом облегченно вздохнули. «Пантера» проскользнула между бортами сибианских кораблей и помчалась в направлении Альгарве.

Глава 2

Из дворца царя Шазли Хадджадж выезжал в ункерлантское посольство со всем энтузиазмом человека, собравшегося вырвать себе зуб. К великому южному соседу Зувейзы он относился с настороженностью и опаской, примерно как домашняя кошка — к поселившемуся по соседству льву, и царь Шазли, равно как любой зувейзин, имеющий в голове хоть гран здравого смысла, вполне эту точку зрения разделял.

Солнечные лучи падали почти отвесно с лаково-синих небес: Зувейза простиралась на север дальше, чем любая другая держава континента Дерлавай. Невзирая на блеск светила, большинство прохожих на улице было облачено лишь в широкополые шляпы и сандалии, не прикрыв тело ни единой ниткой. Темная кожа позволяла им без труда переносить самое жаркое солнце.

Из уважения к обычаям Ункерланта Хадджадж накинул ситцевую рубаху, прикрывавшую тело до самых колен. Какой смысл людям носить одежду, он не мог понять до того, как впервые провел зиму в университете Трапани, еще до начала Шестилетней войны. Какой смысл носить одежду в зувейзинском климате, он не мог понять до сих пор, но что поделаешь — такова плата за дипломатическую карьеру.

У дверей посольства стояли в карауле ункерлантские солдаты. Они тоже были одеты: в сланцево-серые мундиры, ошеломительно неуместные в городе белой известки и сверкающего золотом песчаника. Под мышками и на груди у них проступали окаймленные белесым мокрые пятна пота. Страдая от невыносимой для них жары, солдаты стояли совершенно неподвижно — только глаза жадно следили за проходящими мимо симпатичными молодыми зувейзинками. Хадджадж посмеялся — про себя, там, где это незаметно.

Послом в Зувейзу конунг Свеммель назначил мрачного немолодого типа по имени Ансовальд. Возможно, тот был заклят от потения напрочь, а возможно, просто был слишком упрям, чтобы дозволить себе подобные человеческие слабости. Так или иначе, а ни на лбу, ни на рубашке его не было видно ни капли пота.

— Приветствую вас от имени моего конунга, — бросил посол Хадджаджу, когда лакей ввел министра иностранных дел Зувейзы в его кабинет. — Ваша пунктуальность свидетельствует об эффективности.

— Благодарю и приветствую, в свою очередь, вас от имени его величества, — ответил Хадджадж.

С Ансовальдом он общался на альгарвейском — языке, которым оба владели в равной мере свободно. Хадджадж полагал, что со стороны Свеммеля было бы значительно эффективнее направить в Бишу посла, который хотя бы владеет зувейзинским, но говорить об этом вслух было бы недипломатично. Сам он понимал ункерлантское наречие значительно лучше, чем показывал. «И значительно лучше, чем мне хотелось бы», — как любой зувейзин в подобных обстоятельствах, добавил он про себя.

— Так в чем цель нашей встречи? — поинтересовался Ансовальд.

«Тороплив, как ункерлантец», — гласила зувейзинская поговорка. Если бы Хадджадж явился в гости к своему соплеменнику, они бы долго распивали чай и финиковое вино, закусывая печеньем и беседуя о всяческих мелочах, прежде чем перейти, наконец, к сути беседы.