Майкл салфеткой оттер с лица последние следы крови и вылез из машины.

– Стоит купить чего‑нибудь попить. Время есть.

Ричард, гневно взглянул на человека, втянувшего их в эту дьявольщину. “С чего это он так успокоился? Сам он, кажется, никогда не отдышится”. Ричард глубоко вздохнул. Колени задрожали.

Майкл открыл заднюю дверцу.

– Мы задержимся здесь на несколько минут.

Джо и Кристин вышли, моргая от яркого света. Эми крепко вцепилась в руку матери, глаза у девочки покраснели и распухли.

Они двинулись к закусочной. Их группа напоминала беженцев из зоны военных действий. Вокруг не было ни души, кроме скучающей девушки, которая стояла в дверях фургона с жевательной резинкой во рту и с журналом в руках.

Теплый ветерок пошевелил звездно‑полосатые флаги, поднятые на двадцатифутовых шестах по сторонам фургона. Небольшой тент, растянутый рядом, тоже изображал звездно‑полосатое знамя. В его красно‑синей тени было немного прохладней.

Едва они уселись за столик, как Эми приметила детскую площадку с горкой и качелями.

– Мама! Смотри! Можно мне там поиграть?

Ричард только дивился, как быстро она оправилась от потрясения.

– Ладно, иди, – позволила Кристин. – Только не долго, а то обгоришь на солнце.

Ричард откинулся в пластмассовом кресле. Полосатый тент над головой тихонько покачивался от ветра. Рассеянный взгляд наткнулся на вазочку с кусками сахара. И тогда он вспомнил, что случилось много лет назад и почему он, насквозь промокший, стоял в заснеженном садике.

Ричард моргнул и потряс головой. Почему‑то до сих пор это воспоминание ни разу не всплывало в памяти с того самого дня.

Им было лет по десяти. Вместе с другом, Дэнилом Мэссоном, они играли на льду озера против фермы Лающей Собаки. Конечно, на самом деле она так не называлась – просто, всякий раз, проходя мимо, мальчики слышали из‑за забора громкий лай.

Все вспомнилось, словно это было вчера.

Вот Дэнни Мэссон смеется, катая снежок на заснеженном льду. Бегать он не может, у него после полиомиелита нога усохла.

Громкий треск. И Дэнни исчезает.

Ричард подбегает к полынье, почти к самому краю.

Перед ним в темной воде кружатся осколки льда.

Ричард зовет друга по имени. Все тело пронизывает ужас: слезы катятся по лицу.

Дэнни мертв.

И вдруг он чувствует слабое сотрясение под подошвами ботинок. Смотрит вниз. Сквозь полупрозрачную корку льда под ногами призраком маячит лицо. Ричард различает даже широко открытые глаза.

– Дэнни!

Он ни о чем не думал. Он прыгал вверх‑вниз, пока лед наконец не треснул.

Он сразу оказался в ледяной воде, захлебнулся темной жижей.

Ричард понятия не имел, как ему все‑таки удалось вытащить на лед тело своего лучшего друга. Дэнни лежал с закрытыми глазами и не шевелился. Умер! Ричард не сумел нащупать биения сердца, не чувствовал его дыхания. Просто мокрый ком одежды и кожи валялся на льду.

Всхлипывая, Ричард взвалил тело на санки и потащил его по пустынному полю к дому Мэссонов на окраине городка.

Он дотянул санки до самой двери, громко постучал и бросился бежать.

Но домой он не пошел. Минут двадцать Ричард бродил по улицам, промокший и замерзший. Был канун Рождества. Ребятишки распевали под окнами рождественские гимны, затевали снежные битвы; отцы, насвистывая, возвращались с работы, неся под мышками елки. Весь мир казался счастливым. И никто в мире не знал о десятилетнем мальчике, с ужасом осознавшем, что убил своего друга.

В конце концов, он не выдержал, вернулся к дому Дэнни.

Уже стемнело. И он стоял, по щиколотку в снегу, глядя, как мигают огоньки на елке, и думая, какие ужасные события происходят сейчас в этом доме.

Он представлял, как родители плачут, стоя на коленях над телом сына, а он лежит на полу кухни в луже талой воды.