– Нет! – заорала высокая, понимая, что Бишоп гораздо опаснее, чем им кажется. – Помоги мне!

Он остановился, перегнулся через перила и начал дубасить Бишопа кулаком по голове. Удары оглушили Бишопа, и он сделал то единственное, что ему оставалось: прыгнул.

Используя имеющиеся у него точки опоры, он оттолкнулся и выбросил руки к перилам идущей вниз лестницы справа от него. Казалось, он на целую вечность завис в пустоте, и наблюдавшая за ним из люка Эдит Метлок в ужасе закрыла глаза, не в силах смотреть на этот отчаянный прыжок. Ударившись о края бетонных ступеней и вертикальные стойки перил, он ухватился одной рукой за наклонный поручень. Со скоростью, возможной только в экстремальной ситуации, он подтянулся и перемахнул через перила. Не останавливаясь, взбежал по ступенькам и схватил за грудки человека, которого оттесняла назад Джессика. Бишоп рванул его на себя, развернулся и бросил за спину. Приземлившись на третьей ступеньке от нижней площадки, человек коротко вскрикнул и скатился вниз, уже не издав более ни звука, и застыл бесформенной грудой среди прочих стенающих раненых.

Но и тут Бишоп не остановился; пробежав мимо Джессики, он плечом ударил человека, стоявшего рядом с высокой. Оба упали, но Бишоп в отличие от своего противника был в здравом уме и двигался быстрее. От удара кулаком по задранному лицу голова безумца стукнулась о бетонный пол. Бишоп обеими руками схватил его за волосы и, приподняв голову почти на фут, бросил вниз. Тошнотворный хруст свидетельствовал о том, что некоторое время этот человек не будет представлять никакой угрозы.

Кто‑то вцепился сзади в глаза Бишопа и вонзил в них ногти; он понял, что это высокая. Он закинул голову назад, и давление на глаза немного ослабло. Затем его неожиданно отпустили. Он отполз на коленях и увидел, что высокую держит Джессика, обхватив ее руками за пояс и за плечи. Но высокая была слишком сильна и слишком коварна; резко отведя локоть назад, она попала Джессике как раз под ребра. Джессика согнулась пополам, и высокая, обернувшись, нанесла ей два удара кулаком в грудь. Джессика закричала и рухнула на пол. Лица высокой во мраке не было видно, но Бишоп чувствовал на расстоянии, что ее глаза излучают ненависть. Обнажив зубы в каком‑то зверином оскале, она как одержимая бросилась на Бишопа и пронзительно завизжала.

Он встал, чтобы дать ей отпор, но она успела вцепиться ему в горло – ее сила и свирепость достигли нечеловеческих пределов. Но Бишоп помнил, как она порочна, помнил страшную смерть Агнес Киркхоуп и ее служанки, покушение на Джейкоба Кьюлека, убийство полицейского. Сожжение Линн. Она была добровольным орудием той грязной силы, которая присутствует в каждом человеке – мужчине, женщине или ребенке; она была жрицей и подстрекательницей этой силы, существом, которое поклонялось Тьме в человеческой душе. Бишоп бросил высокую спиной на перила и увидел ее глаза – малюсенькие черные лужицы в мутно‑коричневых радужных оболочках, узкие щели, за которыми скрывалось что‑то безгранично темное. Брызгая слюной, она сдавила горло Бишопа и, вытянув шею, попыталась вонзить в него зубы. Он содрогнулся всем телом от бешенства, и в нем забурлила кровь, переполняя вены и артерии. Одним мощным рывком он сгреб в охапку ее ноги и оторвал их от пола; несмотря на быстроту движения, оно казалось ему замедленным, словно во сне. Еще выше, выше... и вот ее спина уже лежит на перилах, ее хватка ослабевает, ее крик превращается в крик ужаса. Еще выше, и она нависает над чернеющей пустотой, в которой несколько минут назад побывал и он. Еще выше... Пока равновесие не нарушилось и, выскользнув из его рук, она камнем не полетела вниз, не переставая визжать, стукаясь о торцы ступенек и дробя в полете руки и ноги; позвоночник наверняка сломался раньше, чем она шлепнулась где‑то далеко внизу на бетон.

Свесившись через перила, Бишоп почувствовал, что его силы теперь окончательно иссякли. Он ни о чем не мог думать больше, не мог рассуждать; желание немедленно опуститься на пол стало единственным и почти неодолимым.