Тем не менее современная наука дает новый подход к определению смысла жизни, и есть причины — их несколько, — позволяющие вполне убедительно рассуждать о том, что он может оказаться не вполне корректным. До сих пор моя собственная жизнь развивалась вне того, что предлагала нам наука, и я действительно сомневаюсь, что получаемый нами опыт может быть объяснен чисто механическими причинами.

В этом небольшом эссе я поведаю вам ряд историй, пережитых лично мной, которые предполагают — во всяком случае, для меня, — что моя жизнь может быть чем-то большим, чем кажется, и серьезные причины не позволяют нам воспринять правду в полном объеме. Конечно, я буду последним из тех, кто признает собственную правоту и ошибочность научного подхода.

На самом деле меня сильно смущает, что концовка моего романа так далеко ушла от господствующих в литературе тенденций. К примеру, если говорить о рецензиях, это поставило меня в исключительно неудобное положение. Однако я люблю спокойствие, и то, что я оказался чужим в этой среде, очень помогает. Кроме того, я получаю незаслуженное бесчестье и яростную ненависть. Я встречал столько кровососов, что признаюсь: иногда испытываю злобное наслаждение, вызывая приступы их ярости.

Я раздражаю многих людей, и, к сожалению, мне это доставляет удовольствие. Но есть и более серьезные причины. Не думаю, что ошибаюсь, когда говорю о чудесах, которыми полна моя жизнь, и мне очень хочется, чтобы о них узнали другие люди и нашли тот же замечательный свет и глубокий смысл, что обнаружил в них я.

Ошеломляющее чувство освобождения наполняет мое сердце — человеческая жизнь есть часть огромного континуума сознания, не исчезающего после смерти и вплетающегося в величественную картину разумной жизни Вселенной.

Я полон радости, потому что у меня было и есть чудесное приключение, предполагающее, что мирское и механическое видение собственной жизни, ставшее основой веры в научных и интеллектуальных кругах, неверно, а истина в нас предельно далека от самых оптимистических представлений древних, что на самом деле мы живем на скрытой границе. И за удушающими тучами, скрывающими горизонт, лежит мир чудес и возбуждающее открытие нашей истинной сущности.

Не думаю, что в какой-то момент известной нам истории мы не ошибались относительно нашей истинной природы. Несомненно, западная теократия, которая вышла из зловещего Первого Никейского собора в 325 году, совершила ошибку, еще более глубокую, чем современная наука.

Полагаю, что это оставляет меня на ветке — точнее, на планке. Без науки или религии у меня наверняка не будет общепризнанных сторонников. Возможно, тайные общества могли бы меня поддержать, но они до сих пор молчат.

Находиться на моей планке забавно. Если прыгнуть отсюда, можно полететь. Здесь мы остаемся чудесной тайной, уводящей далеко за обычные сложности физической жизни и освобождающей от тяжких вериг традиционной религии.

Я не считаю нашу цивилизацию высшей из всех известных и полагаю, что современные интеллектуалы потерпели поражение по двум фундаментальным позициям. Они не смогли или не пожелали объективно взглянуть на прошлое, оказались не способны изобрести способы определения существования души, как части физической вселенной — способы, как мне кажется, вполне реальные. Если я прав, то должны существовать основы создания истинной науки, куда более продвинутой, чем нынешняя.

Думаю, что неспособность современной науки понять, что энергия сама по себе может быть сознательной, оказала такое же огромное влияние на наш прогресс, как провал древнего мира, не сумевшего оценить потенциал парового двигателя.

Примерно в 120 году нашей эры Герон Александрийский изобрел устройство, названное эолипил — простой паровой двигатель, который мог открывать двери в храме; римляне его также показывали как игрушку.