Изменить размер шрифта - +
Номер телефона, по которому вы должны позвонить заказчику… Вы сделали свою работу очень

хорошо… простите, если я вам мешал…
     — Полноте, профессор. Мы сейчас вас вынесем, доставим в больницу, — заговорил было я, но Петраков-Доброголовин замотал головой:
     — Нет, нет… Я же доктор наук, я понимаю… Запомните номер…
     — Давайте, профессор.
     — Восемь… — сказал Петраков-Доброголовин и умер.
     — Черт… черт… — Лейтенант Голованов ударил кулаком в землю. Я только сейчас заметил, что он тоже стоял рядом со мной на коленях.
     Аспирин молча взял клетку с бюрерами и сорвал брезент. «Кофеварка» была расколота пулей практически на две части, изнутри высыпались

электронные платы, воняло горелым. Карлики забились в угол, даже не помышляя о телекинезе, — соображали, что расклад сил не в их пользу. Аспирин

открыл дверцу, вытащил сразу обоих бюреров, ухватив горстью за шкирки и поставил на землю. Размахнулся и дал хорошего пенделя. Бюреры, вереща,

покатились в темноту и исчезли.
     — Полный офсайт, чува-ак, — сказал Аспирин, повернувшись ко мне.
     
     
Глава тридцать пятая. Вроде бы последняя
     
     Мы сидели в «Штях» и поминали Пауля, Воскобойникова, профессора Петракова-Доброголовина, лейтенанта Альтобелли — короче, всех, кто погиб во

время последней вылазки. Вернее, всех, кто этого заслуживал. Девять дней. На столе не переводилась перцовка и закуски, Рыжий едва успевал таскать.

Первую выпивку я поставил всем «Штям» за упокой души генерала-полковника Дубова, как и обещал себе после встречи со Стронглавом. Никто не стал

спрашивать, что за генерал такой и чем славен, — заслужил, раз уважаемые люди за него наливают.
     Потом к нам подходили сталкеры, не чокаясь и ничего не говоря, выпивали по рюмке, снова отходили. Обстановка была на редкость тягостная, как

оно обычно и бывает, если ты вернулся, а брат, который ушел с тобой, остался в Зоне.
     Еле слышно грохотали РСЗО — зачистка Периметра продолжалась, что им сделается. Лейтенант Голованов на гауптвахте не сидел, я его видел с утра

на бульваре, но подойти и спросить, как там идут дела, не решился. По крайней мере капитана Колхауна уже похоронили на военном кладбище с почестями,

салютом и расплывчатой формулировкой «погиб при исполнении служебных обязанностей». Кажется, даже дали посмертно какой-то орден.
     Пассажиры разъехались по домам. После происшествия на Периметре я, как и полагал, никого больше не видел, занимались ими другие люди —

комендатура, прокуратура, некие международные независимые организации.
     Не знаю, чем закончилась история со сбитым самолетом для них — может, пообещали выплатить компенсации или еще чего. Газеты ничего не писали, а

значит, все молчали. До поры или же навсегда. Потому и с нами обошлись крайне наплевательски — не трогали совершенно, словно и не случилось ничего.

Сначала, конечно, попинали немного, но куда ж без этого — главное, что потом отпустили и не вспоминали более.
     Я поежился — мешала повязка. Рана оказалась не слишком опасной, но болезненной — дышал я с трудом, рукой двигал тоже неважно, даже стакан

приходилось держать левой.
Быстрый переход