– Что ты делал в Москве в девяносто пятом?

– Тоже поступал. В Художественную академию.

– Поступил?

– Поступил, но учиться не смог. У меня российского гражданства нет. А для иностранцев – только за деньги.

– Почему же не получишь гражданство?

– Как? Еще в девяносто третьем ездил в Киев, в посольство. Там меня послали. Хотел в Москве как‑то это оформить. Но там у вас предусмотрен замкнутый круг: без гражданства не прописывают, без прописки не дают гражданства. Так я и остался хохлом.

– Кто тебя курирует в Москве?

– Майор... Фамилию я не скажу, не имею права. Он меня проинструктировал, чтоб я не предпринимал никаких действий, только чтобы информацию собирал, и все... Только боюсь, что до сих пор к моей информации никто серьезно не относился.

– Так оно и было.

– И зря. У меня полгорода знакомых, мне доверяют, считают за своего. Так что все мои сообщения были точными.

– Зачем тебе все это нужно?

– Как?! Я же русский человек! Тут готовится агрессия против России, а я что, молчать должен?

– Россия тебя даже в граждане свои не приняла.

– Это не Россия. Это сволочи, живущие в России.

– Тебе шесть лет никто не отвечал. У тебя столько энтузиазма, что его хватило на все это время?

– Я уже тысячу раз хотел наплевать, да Дед не дал. Он говорит: ты – солдат. У тебя есть чувство долга и инструкция. Больше тебе ничего иметь и не положено. Делай свое дело, а за родиной не пропадет.

– А где ты родился?

– Здесь.

– Так, выходит, работаешь против своей страны?

– Это не моя страна. И зла Украине я не желаю. Я работаю против фашистов.

– Но население местное их поддерживает!

– Не все. Народом манипулируют. Народу что надо? Хлеба и сала. Если хлеба и сала мало, им объясняют, кто это все съел.

– У тебя есть план действий?

– Почти никакого... Главное, у Ларисы есть приятель из штаба СНПУ, Павло Шкрабьюк. Вроде все, что могла, все, что ей было под силу, она из него выудила – больше ничего нового не говорит, даже по пьяни. Вроде уж он‑то точно должен бы знать, где эти проклятые лагеря. А все равно так мы и не поняли, как они, черти, эти базы спрятали! Ясно, что в Карпатах. Ясно, что в Горганах. Это местность такая горная. Там камни сплошные, никто не живет. Мы с Гришей десять дней топали, ни одного человека не встретили. И никаких следов баз или лагерей.

– Какие ты хотел следы?

– Коммуникации. Как Дед учил. Воинская часть обнаруживается по коммуникациям. Должна иметь связи с внешним миром. Ну, хотя бы ответвления от ЛЭП. Искал неместный транспорт на горной дороге. Там ведь, кроме какого‑нибудь лесовоза или сельского грузовичка, ничто не ездит. Хотел увидеть если не военную технику, то хотя бы как им продовольствие подвозят.

– Что там за ракетный дивизион?

– Это вот здесь. – Борода достал очень грубую карту и показал. – Мне это показалось подозрительным. «Точка» – и в горах. В советское время такой дивизион стоял в Виноградове, в Закарпатье. Может, это он и есть.

– Откуда ты знаком с «точкой»?

– Служил. В восемьдесят пятом – в восемьдесят седьмом. Замначальника расчета. Старшина запаса.

– Ты видел ракеты?

– Нет, там не подберешься. Но я слышал ночные учения.

– Ты не спутал?

– Нет, ни в коем случае! Сначала подумал, что это, может, БМП – у них движки такие же, как и у «точки».