– Надо еще что‑то объяснить? – сказал он.

– Я все понял, – отвечал Артист.

Розенблат запер кабинет изнутри на ключ, извлек из шкафчика колбу с остро пахнущей ароматной жидкостью, две мензурки и поставил на стол. Выпивка не входила в планы Артиста, он, собственно, зашел проведать Свету, сказать пару слов Бороде и, конечно, решить вопрос с гонораром доктору. Но не родился еще на свете человек, который сумел бы возразить доктору Розенблату.

Собственного рецепта водка из чистейшего медицинского спирта была мягка и вкусна, закуски доктор не признавал, и беседа скоро стала приятной и непринужденной. Доктор сразу же отверг обращение по имени‑отчеству и приказал называть его «дядя Лео», потому что его давно так никто не называл.

– Женишься на ней? – спрашивал дядя Лео.

– Женюсь! – решительно отвечал Сеня.

– Правильно! Женись! Девушка – золото! Ей общий наркоз было нельзя, а местный в костную ткань не проникает. Что она пережила у меня на столе, это только Богу одному известно. И молчала всю операцию и лежала смирно. Я кого только не резал, и баб, и мужиков. Но таких пациентов у меня на столе еще не было.

Артист молчал и только зубы стискивал.

– Ходить она будет. Это я тебе обещаю. Но гнуться нога не сможет.

– Может, ее в Москву? – робко спросил Артист.

– Сеня! – Снова мягкий голос дяди Лео превратился в гремучий бас практикующего хирурга. – Ты можешь повезти ее хоть в Нью‑Йорк! Но и там нет человека, который отменил бы диагноз доктора Розенблата! Там немного лучше с аппаратурой, но вот с этим там не лучше. – И доктор выставил Артисту напоказ сильную и ловкую руку хирурга. – Но ты наплюй на это, Сеня. Женись!

– Я наплевал на это, дядя Лео. Я женюсь на ней. В кабинет постучали.

– Какого еще надо! – ответил непрошеному посетителю громовой бас.

– Леопольд Аронович, я только хотел спросить... – послышался перепуганный голос Бороды.

Бороду впустили. Первым делом доктор задрал на нем больничную рубашку, оттянул край повязки, повернул раненого к свету и, удовлетворенно кивнув, приказал ему достать из шкафа третью мензурку. Борода поспешил выполнить приказание.

Борода сориентировался почти молниеносно, понял, что все сказанное в такой компании ни под каким видом не просочится наружу. Поэтому, выпив первую, Борода решительно спросил:

– Леопольд Аронович, когда к вам поступил Тарас Зайшлый?

Доктор, глядя на Бороду, спросил у Артиста:

– Вам действительно нужно это знать? Артист утвердительно покивал головой.

– Позавчера. Днем. Два пулевых ранения в две ягодицы. Я никогда не расспрашиваю пациентов, где они получили травму, но он рассказал.

Артист спокойно ждал продолжения рассказа, а Борода сдал, занервничал. Доктор насмешливо посмотрел на напрягшегося Андрея и продолжал:

– Он рассказал, что около недели назад он, вместо того чтобы поехать с работы домой, отправился к приятелю. Вместе они выпили порядочно и покатили к приятелевым деревенским родственникам. Там они ночь напролет занимались пьянством и развратом, а под утро, в результате случайного срабатывания двуствольного охотничьего ружья, пан Зайшлый и получил ранение. Неделю он провел в деревне, отходя от кутежа и лечась как попало, а вот теперь обратился ко мне. Из его жопы я извлек две пистолетные пули, но просил говорить всем, что он по пьяни сел на вилы.

Борода потихоньку отходил, а доктор и Артист теперь вдвоем смотрели на него со снисходительной улыбкой.

– И еще он просил вообще никому не сообщать, где он находится. А когда его выкатили во двор на прогулку, чтоб воздухом подышал и он увидел дворника, то с ним случился нервный припадок.