«Дальше по улице», – отвечала Лариса), дежурство несла еще пятерка боевиков, безвылазно сидевших в подвале у Бороды.
Методы допроса Артист применял отнюдь не те, что предполагал вначале. Хотелось, конечно, чтобы пташка под его острым взглядом и твердым голосом залопотала слова оправдания, рассказала о своем падении и предложила сотрудничество на любых условиях. Но что еще с ней было делать? Не жечь же ее каленым железом! Так что методы применялись те, что были навязаны самой допрашиваемой. И надо сказать откровенно, если бы все допросы на свете выглядели так, как эта ночная беседа двух сильных, красивых людей, Артист всерьез подумал бы о карьере палача.
Всем хорош был допрос, но оставалась одна загвоздка. Не возникло у Артиста никакого доверия к допрошенной. В целом ее словам можно было верить. Действительно, большего она никому рассказать не могла. Но вот увидит она своего Витю и так же легко выложит ему (если он овладел нужными методами) все о посещении Артиста.
Как бы то ни было, приходилось вживаться в предложенные обстоятельства. Он приказал Ларисе никуда не выходить, и остался у нее сам. Ему нужно было любой ценой успеть предупредить ребят о засаде. Ларису это, кажется, вполне устраивало.
Ему повезло: больше ничего изобретать не пришлось. Пастух позвонил сам.
* * *
Сложившиеся обстоятельства требовали немедленных и умных решений. В первую очередь от меня. Добрый доктор Розенблат заштопал дырку в боку у Бороды, который должен был выписаться завтра‑послезавтра. Он же, самолично, промыл и перебинтовал Мухину ногу и процедил сквозь сигарету:
– Через три дня можно танцевать. Сейчас тоже можно, но на одной ноге.
А вот о Свете ответил кратко:
– Будем лечить.
И от дальнейших обсуждений отказался.
Итак, что мы имеем. УНСО знает о нашем присутствии. Им известна численность группы. Если они не полные дураки, а на это лучше не рассчитывать, они перекрыли все выезды из города. У них, скорее всего, есть описания наших рож. Конечно, за время горных прогулок и пикников мы обросли заметными бородами, но не такие же они кретины, чтобы не сделать поправок на естественную растительность! Вероятнее всего, в самое ближайшее время они узнают, скажем, через Ларису, которая, не находясь под действием Артиста, способна попасть под действие своего Вити, что мы в городе. Так что нас или уже ищут, или начнут искать с часу на час. Собственно, мы вполне уже можем найти лазейку и смотаться. Имеем право. Но нужно ведь сначала перехватить Боцмана и Дока, который все же, я надеялся, был жив, цел и невредим.
Кроме того, оставались остальные участники операции, которым теперь тоже не светило ничего хорошего. Ну, с Бородой просто. Он псих, может взять запросто и все бросить. Его можно попросту вывезти с собой в Москву. Хуже с Дедом и еще хуже со Светой. Кроме того, по логике вещей из Москвы должен был уже вернуться Гриша.
Я чувствовал себя мамашей большого семейства, разбредшегося по вечернему лесу. Надо до темноты убаюкать и собрать в кучу всех деток и пьяного мужа вдобавок.
Борода дал адрес своего друга, художника из местных. Там, по его мнению, нас ждал радушный прием, ужин и ночлег. Не очень‑то мне это казалось надежным, но другого выхода у нас все равно не было. Артисту пришлось возвращаться к Ларисе, ждать появления Боцмана и Дока. Грише я позвонил из телефона‑автомата и назначил встречу точно так, как мне ее назначал Артист.
* * *
Гриша явился «на кофе» возбужденный. Еще бы! Он ведь ездил в Москву по заданию подпольного «обкома», выполнил задание, вернулся и теперь рапортует командиру!
Гриша приволок за собой совершенно замечательный хвост. Два придурка появились у кофейни сразу после его прибытия – один стал спиной к нам, а другой, бездарно притворяясь, что беседует с приятелем, глазел на нас через его плечо. |