| 
                                     Она рефлекторно попыталась вырваться, но уже через секунду поняла, что противник сильнее и шутить не собирается.
 – Кто наблюдает за домом? – спросил Артист измененным голосом. Надо же было с чего‑то начать неприятный разговор. И добавил: – Я тебе ротик слегка приоткрою, но ты не думай, что тебе можно кричать. 
– Я не знаю, – вся дрожа, ответила Лариса. 
– Врать не советую. 
– СНПУ. 
– Что они знают? 
– Я так не могу говорить. С ножом у горла. 
Артист держал Ларису не настолько жестко, чтоб она и головой не могла кивнуть. В конце концов, он вовсе не собирался ее резать. Так, попугать хотел, показать серьезность своих намерений. Она запрокинула голову, чтобы ухитриться увидеть того, кто ее допрашивает. Артисту открылась чудная картина: сверху ему были видны бедра сидящей, выше была агрессивно настроенная грудь, и над всем этим испуганное, но и в испуге кокетливое, миловидное лицо с широко раскрытыми глазами. 
– А! Это ты... – Лариса даже улыбнулась, потому что Артист совсем ослабил хватку. 
– Я. Но не пытайся меня очаровать. Отвечай: что они знают? 
– Если ты так хочешь, я тебе скажу. 
Лариса с ногами уселась на банкетку. Надевание халата она решила отложить, вероятно, до конца беседы. 
«Кто кого застал врасплох?» – подумал Артист и опустился в ближайшее кресло. 
– Я закурю? – спросила Лариса. Артист кивнул. 
– Вы играете в какие‑то свои игры, меня держите за дурочку – Лариса изящно затягивалась и картинно стряхивала пепел, несмотря на то что пальцы у нее все‑таки слегка дрожали. – В секреты свои вы меня не посвящали. Когда меня спросили, я рассказала то, что знала. Я за вас всех, в частности за Кулика вашего, страдать не собираюсь. 
– Кому рассказала? 
– Это не важно. 
– Важно. 
– Вите. Витя спросил – я рассказала. Мне было бы приятнее, если бы меня спрашивал кое‑кто другой. Хорошо спрашивал. Так, как женщин спрашивают. Мне скрывать нечего. 
Лариса снова не без удовольствия посмотрела на себя в зеркало. 
– Вот я и спрашиваю, – спокойно сказал Артист. 
– Ты не спрашиваешь, ты допрашиваешь. А на допросе я могу и запереться. 
Она встала, подошла к нему, наклонилась, упершись руками в подлокотники кресла, и прошептала: 
– Спрашивай... 
  
	* * *
  
К утру Артист знал, что Сэнькив работает на какого‑то большого дядю, у которого Борода давно был на подозрении, но серьезно следить за ним не считали необходимым. А когда Витя познакомился с Ларисой, тут уж грехом было не воспользоваться возможностью подозрительного художника проконтролировать. Сэнькив хоть и видел московских гостей, но сам, конечно, ни до чего не догадался. Он доложил о гостях наверх, но там тоже дернулись не сразу: легенда о туристах, мечтающих побродить по Карпатам, как ни странно, сработала. Да и вели себя «туристы» в присутствии Сэнькива достаточно непринужденно. На них даже уморенного Шкрабьюка не повесили. Впрочем, там все же имел место чистый инфаркт без следов насилия. 
Но когда в Карпатах начали залетать ракеты и сходить с рельсов поезда, о «туристах», разумеется, тут же вспомнили. Сэнькив мигом очутился у Ларисы и провел с ней длительную беседу. Собственно, ничего уж такого Лариса ему не рассказала, она действительно ничего‑то и не знала. Но такое совпадение, как блуждание по горам пятерки здоровых московских мужиков и разделанные всмятку законспирированные боевые отряды, навели сэнькивского босса на неизбежные подозрения. И теперь, кроме двух машин на улице («А где вторая? Я не видел!» – спросил Артист. «Дальше по улице», – отвечала Лариса), дежурство несла еще пятерка боевиков, безвылазно сидевших в подвале у Бороды.                                                                      |