Таким был Алексей Авдеич Зубавин, или просто Авдеич, как его звали полярники. Казалось бы, все дано человеку: и незаурядный талант летчика, и характер, и редкостная полярная интуиция, а в первую шеренгу он никак попасть не мог. То станет в позу там, где нужно стоять навытяжку и повторять: «Виноват!»; то вместо поломанного где‑то лыжонка самолет Авдеича под общий смех скользит по снегу на обыкновенном стиральном тазу; а однажды, когда из‑за случайной искры во время заправки на плоскости Ан‑2 обгорел перкаль, Авдеич обтянул плоскость разноцветными одеялами и вернулся на аэродром в «цыганском шатре» прямо к ногам ошеломленных членов высокой комиссии. До поры до времени эти штучки сходили Зубавину с рук – летчик он был действительно классный, но подвело здоровье – стало резко ухудшаться зрение. Списанный с летной работы, Зубавин, однако, Арктику не покинул: несколько лет отслужил руководителем полетов на подскоках дрейфующих станций, а потом пришелся ко двору в качестве начальника полярных аэропортов. Громкое слово – полярный аэропорт, иной раз он состоял из двух‑трех домиков, накатанной на снегу взлетно‑посадочной полосы и коллектива из пяти‑шести человек, но руководить этим хозяйством было совсем не просто, и Зубавин понемногу осваивался, приобретал опыт работы на земле.

С годами он стал уравновешеннее и мудрее, приобрел репутацию гостеприимного, но требовательного начальника, по высшему разряду принимал летчиков и снисходительно относился к надоедливому, нелюбимому в аэропортах племени пассажиров. Его не раз бросали на укрепление отстающих аэропортов, и всякий раз он начинал с того, что брал швабру и шел мыть туалет. Уборщица – за ним: «Ах, я сама!», а он: «Нет, я помою, а ты смотри и учись, чтобы всегда было так же чисто». И мыл с блеском! Затем шла очередь столовой. Зубавин знакомился с персоналом, сажал за стол официанток и начинал их обслуживать – быстро подавал, убирал тарелки, спрашивал, нет ли претензий к повару. «И чтобы вы так же обслуживали, голубушки!»

Вытягивал аэропорт в Хатанге – бросали на Диксон, налаживал работу на Диксоне – переводили в Тикси; ко времени описываемых событий он уже несколько лет наводил свои порядки в когда‑то глухом, но набиравшем силу аэропорту острова Средний. Жил в маленьком домике с женой – трое сыновей давным‑давно покинули родительское гнездо и разлетелись по материку, радовался каждой встрече с летчиками, следил за их судьбами, наивысшее удовлетворение находил в своей работе и на старости лет никак не решался расстаться с дорогой его сердцу Арктикой…

* * *

В то самое время, когда Анисимов совершил вынужденную посадку, экипаж Ил‑14 на Среднем готовился к вылету на дрейфующую станцию.

В одном синоптик Савич не ошибся – циклон прошел мимо Среднего стороной, и метеорологическая обстановка была вполне хорошей: ветер поперек полосы всего шесть‑семь метров, и видимость в пределах нормы. О благоприятных условиях для посадки сообщили и с дрейфующей станции, так что никаких противопоказаний к полету не имелось. Бортмеханик залил все баки, разогрел моторы и доложил о готовности, экипаж получил «добро» и пошел к машине – и в эту минуту Зубавин вылет своей властью отменил.

Он сознавал, что берет на себя большую ответственность: хотя связь с Анисимовым оборвалась, он может вырваться из зоны обледенения и в течение часа благополучно приземлиться, но за это время условия на трассе, вполне вероятно, изменятся, и рейс на СП будет сорван. А самолет уже загрузили картошкой, которая, как ее ни кутай, терпеть не может мороза. Начальство, берущее в расчет не предположения, а результаты, придет в ярость – в этом Зубавин не сомневался. Ну, лишат премии, сделают начет на зарплату – бог с ними, куда больше Зубавин опасался другого: могут, запросто могут выдворить на заслуженный отдых.