Рэнд Брэсфорд толкнул его так, что он растянулся на полу. Ее сводный брат поспешно попятился на корточках, пока не ударился о стену. Он вскочил на ноги, тяжело дыша, с лицом, пур-пурно-красным от ярости и досады.

   Будущий муж Изабель не обратил на него внимания. Он наклонился, чтобы помочь ей встать на ноги. Она посмотрела ему в глаза, изучая их темно-серые глубины. Обеспокоенность, которую она увидела в них, была как бальзам на старую рану. Под ее воздействием, хотя и против своей воли, она медленно протянула ему здоровую руку. Он обхватил ее запястье крепкой, теплой силой своей хватки и притягивал к себе, пока она не встала рядом с ним. Он поддерживал ее рукой за запястье, пока она не восстановила равновесие. Затем он отпустил ее и отошел назад.

   На мгновение она почувствовала, что лишилась этой поддержки. Она обернулась, чтобы посмотреть туда, где стоял Грейдон.

   Его там больше не было. Пыхтя и ругаясь под нос, он удалялся вниз по лестнице, вымещая на ступеньках ярость.

   — Пойдемте, — сказал Брэсфорд, провожая ее назад к комнате, быстро коснувшись ее спины, — позвольте мне взглянуть на ваш палец.

   Она пошла с ним. Что еще она должна была делать? Ее воля, казалось, странным образом находилась в состоянии неопределенности. Ее палец пронзила невыносимая боль, которая распространилась вверх по руке до локтя, из-за чего она чувствовала себя немного больной и еле держалась на ногах. Более того, у нее не было ни малейшего желания встречаться с Грейдоном прямо сейчас. Он будет винить ее за унижение от руки Брэсфорда, и кто знает, на что он способен, чтобы успокоить уязвленное самолюбие.

   Лицо Брэсфорда было мрачным, когда он закрыл дверь в комнату. Он указал на табурет рядом с догорающим огнем. Она подошла и села, он последовал за ней, подтащив железный канделябр поближе, прежде чем встать на одно колено перед ней. Они встретились взглядом на долгое мгновение. Затем он потянулся, чтобы взять ее раненую руку в свою и осторожно положить ее вверх ладонью на свое согнутое колено.

   Странное ощущение, словно маленький всплеск искр от упавшей в костер ветки, пробежало по ее нервам до плеча и вниз по спине. Она задрожала, ее рука затрепетала в его руке, но она отказалась это признавать. Вместо этого она сконцентрировалась на его лице, которое находилось так близко. Две линии пролегли между густыми бровями, когда он нахмурился, а черная бахрома ресниц скрыла его выражение лица. Небольшой шрам пересекал одну скулу, и корни его бороды проложили сине-черную тень под гладко выбритой кожей. Почему-то она начала задыхаться, и чтобы восстановиться дыхание, вдохнула медленно и глубоко.

   Он не смотрел вверх, а изучал ее мизинец, осторожно прикасаясь к углу перелома и нащупывая место, где кость была сломана. Он крепко сжал ее запястье свободной рукой, обхватил поврежденный участок большим и указательным пальцем, схватив изящный, изогнутый пальчик, плавно и сильно дернул.

   Она вскрикнула, упав вперед из-за внезапной слабости, так что ее голова оказалась на его широком плече. Тошнота подступила к горлу, и она с трудом сглотнула, часто дыша. Она слышала, как он шептал ей в волосы какие-то слова, которые она не могла разобрать, слышала, как он бормотал ее имя.

   — Простите меня, прошу вас, — сказал он немного громче, хотя его голос был спокойным и немного хриплым. — Я бы не причинил вам боль и за златые горы. Это было необходимо, иначе ваш бедный палец навсегда бы остался изогнутым.

   Она пошевелилась и отодвинулась, чтобы посмотреть на их соединенные руки. Медленно он ослабил хватку. Ее мизинец больше не имел изгиба и снова был прямым.

   — Вы... — начала она, затем остановилась, не в силах сообразить, что хотела сказать.