Еще в XVIII в. на место казни отправлялись словно на пикник. Люди с восторгом внимали тому, как бранились и кричали жертвы экзекуций: особенное удовольствие им доставляло слушать, как жертва проклинает власть, короля и церковь. Также поведение толпы, наблюдающей за казнью, было агрессивным: люди дрались, выбивали друг другу зубы, а некоторых и вовсе затаптывали насмерть. Среди публики, пришедшей поглазеть на то, как лишают жизни им подобных, были представители самых разных сословий и классов, от дворян до простолюдинов, в том числе и дети.

В XVIII в. характер публичных казней изменился. Издевательства над жертвами отошли в прошлое, а плаха теперь пробуждала скорее отвращение, чем любопытство. Пытки стали восприниматься как проявление жестокости, и к концу столетия во многих европейских странах они были запрещены.

В XIX в. казнь как зрелище исчезла с подмостков, экзекуции перестали быть публичным спектаклем, вызывающим отвращение у большинства зрителей. По мнению философа Мишеля Фуко, ритуал публичных казней действовал на людей двояко: с одной стороны, приучал народ к той самой жестокости, сторониться которой требовало от них общество, а с другой – жестокость властей заставляла зрителей считать судей и палача убийцами, тогда как преступник превращался в мученика и объект жалости. Постепенно на смену смертной казни и пыткам пришли наказания, ограничивающие свободу. Когда общество начало понемногу освобождаться от строгих религиозных норм Средневековья, свобода превратилась в важную гуманистическую ценность. В то же время государство могло строго наказать гражданина, лишив его этой свободы.

Благодаря гуманизму эпохи Просвещения жестокость и наслаждение чужими мучениями превратились в предмет осуждения или по крайней мере в контролируемое обществом явление, после того как насилие стало инструментом исключительно государственных институтов. В условиях войны это означало отказ от намеренной жестокости, а также возникший обычай брать врагов в плен, вместо того чтобы убивать их, в мирное же время – уменьшение количества казней благодаря укрепившейся системе тюрем и замене смертного приговора на лишение свободы. Однако у любой монеты есть оборотная сторона, и многие считают, что современная пенитенциарная система порождает замкнутый круг душевного насилия и преступлений, подпитывая и взращивая криминал внутри тюремных стен.

Несмотря на то что люди теперь уже больше не развлекаются, наблюдая за повешением, четвертованием или колесованием, публичное насилие никуда не исчезло. По сравнению с античной эпохой уровень эмпатии у наших современников, возможно, и вырос, однако для удовлетворения агрессивных инстинктов людям сейчас необходимы боевики и жестокие виды спорта, такие как бокс или бои без правил; правда, не следует забывать о том, что жестокость там по большей части является результатом актерской игры.

Так или иначе, уровень фиктивного насилия в нашей культуре постоянно увеличивается. В современных боевиках и триллерах агрессия – основной элемент сюжета, и в 1990-е гг. в киноиндустрии даже появились термины «зрелищное насилие» и «поэтизированное насилие». Жестокость стала стильной, и, разумеется, от зрителей ожидается, что они смогут истолковать сцены, где присутствует насилие, как базовый элемент жанра, наблюдая за происходящим на экране со стороны и не отождествляя себя с героями и совершаемыми ими поступками.

В быту приходится порой сталкиваться с таким понятием, как «развлекательное насилие». Прямо скажем, подобная противоречивая формулировка недвусмысленно свидетельствует об искаженности восприятия: получается, что агрессия в наши дни одобрена как часть культуры – будем надеяться, что исключительно в качестве фиктивного элемента.