Над краем дыры возникла ухмыляющаяся физиономия Черного Тома.

– Похоже, вы сами, без моей подсказки, отыскали путь к спасению, – сказал он. – Вот только свой дорожный мешок забыли прихватить. Он вам нужен?

– Да! Скиньте его сюда, прошу вас. Там фонарик и...

– И что?

– ...И прочее снаряжение, – угрюмо ответил Гарольд.

Ухмылка на морде Черного Тома стала еще шире.

– Вот ваш дорожный мешок, сударь. Ловите!.. – Гарольд не успел уклониться, и тяжелый сверток рухнул ему прямо на голову. – Я надеюсь, что вы не будете на меня в претензии за то, что я забрал «Лунный Свет». Вам-то он все равно не нужен. Вам скоро, вообще, ничего больше не понадобится.

– Негодяй! Вор! Немедленно верни алмаз! – гневно закричал Гарольд. – Как ты посмел?!.. И почему это скоро мне ничего больше не понадобится?

– Потому что дворцовые подвалы образуют сложный лабиринт, из которого еще никто никогда не возвращался.

– Опусти вниз лестницу!

– Не могу. Мубанга, которого вы так больно стукнули по голове, уже заворочался: вот-вот очнется. Мне пора уходить, но вы, если хотите, можете его позвать и попросить о помощи. Уж вам-то он не откажет...

– Нет, уж лучше лабиринт, – сделал выбор Гарольд.

– Тогда желаю удачи. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, – сказал Черный Том и исчез.

Гарольд зажег фонарик и шагнул в тишину подземного лабиринта.

Для Бульдога началось новое летоисчисление. Здесь, глубоко под землей, он оказался в ином пространстве, в ином измерении. В этих коридорах времени не существовало. Минута измерялась годами, один день равнялся тысячелетию, между двумя шагами пролегала вечность.

С потолка свисали густые тенета. Мохнатые Пауки слепо щурили глаза и нервно перебирали суставчатыми лапками, словно хотели схватить и связать Бульдога своей липкой паутиной. Свет фонарика пугал их. Пауки с тихим сухим шорохом пятились в уютную темноту.

Иногда дорогу преграждали завалы из щебня и обломков кирпичей, и тогда Гарольду приходилось возвращаться и искать другой путь.

Коридоры, нескончаемые коридоры переплетались, уходили глубоко под землю, где трудно было даже дышать, каменными ступенями поднимались вверх, заканчивались тупиками.

Усталость валила с ног. Гарольд засыпал прямо на каменных плитах пола. Темнота обступала его со всех сторон, внушала ужас, высасывала из сердца отвагу. От нее нигде нельзя было скрыться, даже во сне.

А потом Гарольд поднимался и снова шел вперед. Гулкое эхо, мелкие камешки, впивающиеся в подушечки лап, сквозной ветерок... Шаг, еще шаг – чтобы не сойти с ума, нужно было шагать вперед. В противном случае Бульдога ждала собачья смерть.

Низкий потолок. В луче фонарика камень кажется желтым, иногда коричневым, но чаще прозрачным, как брюшко лягушки. Пока Гарольд разглядывал потолок, стены лабиринта внезапно затряслись, послышался отдаленный грохот, пахнуло свежим воздухом, а потом все стихло. Только потревоженная пыль медленно оседала на пол. Гарольд так и не понял, что это было. Усталый и равнодушный, он пошел дальше.

Было зябко. Тонкие лапки холода оплели тело Гарольда, как паутина опутывает потолок. Стояла мертвая тишина, только эхо подхватывало звук шагов и убегало в глубь лабиринта, в темноту и забвение. Сколько он уже шагает по этим пустым коридорам? День? Неделю? Вечность?

Мир потерял границы, мир сузился до луча фонарика, мир стал чем-то зыбким и неосязаемым. Хаос, пустота. А где-то рядом, Гарольд это чувствовал, притаилась опасность. Она шла по пятам, скрывалась за очередным поворотом, ждала своего часа.

А коридорам не было конца.