—                Ну, тогда не взыщи, направляем дело в трибу­нал. Ты вылечился и будешь отвечать за свое по всей строгости закона.

—                А если я обращусь в Министерство обороны и расскажу, как надо мной издевались? — сорвалось невольное.

—                Замолчи, козел! Ты пикнуть не успеешь, как ока­жешься снова в карцере! И никто не узнает, где могил­ка твоя! Не гоношись, не забывай, что ты есть! Пока предлагаем тебе прекрасный выход! Радуйся! Потом не раз благодарить станешь. Не то вместе со штраф­никами отправит трибунал в Афган, вот там и впрямь взвоешь! Сколько полегло там таких, как ты,— огля­дел Егора, ухмыльнувшись.

У того слова поперек горла колом встали. Препи­раться дальше не было смысла, а через полгода Пла­тонов уже был курсантом училища.

Егор понимал, что будущее у него вовсе не безмя­тежное, радостей и покоя не дождешься, а потому каж­дую свободную минуту употреблял в свое благо.

Он напропалую знакомился с девчатами, назначая по два-три свидания на вечер. Скольким вскружил го­ловы обещаниями, зажимая девок в темных подъез­дах, дворах, кустах. Они уступали парню. Тот, восполь­зовавшись доверчивостью девчонки, на второй день забывал ее. Почти все они уступали ему быстро. Может, потому так скоро и забывал их имена. Вот толь­ко одна осталась занозой — Катя...

Эта долго не обращала внимания на Егора. Смея­лась над парнем, не танцевала, не гуляла с ним и не разрешала себя провожать. Едва курсант пытался при­обнять, уединиться, Катя отталкивала парня.

—   Сгинь, хорек! Чего липнешь репейником к юбке? Терпеть тебя не могу, ублюдок! — девчонка отскакива­ла в сторону.

В другой бы раз влепил пощечину за такие компли­менты, но за Катьку всегда было кому вступиться, и Егор не хотел рисковать. Быть избитым целой сво­рой — кому захочется? Вот и отступал, но лишь на вре­мя. Благо, что выбор был, и девчонок курсанты меня­ли всякий вечер.

Егор, может, и забыл бы о Катьке, но свел их ново­годний вечер в теплой компании. Когда гостей развез­ло, Платонов приметил Катю, уснувшую на диване в ма­ленькой темной комнате. Девчонка плохо соображала, что от нее хотят, а когда поняла, было уже поздно. Егор тешил себя тем, что сломал непокорную и ловил дев­чонку во всех темных углах, мстил за прошлое.

—  Уйди, ишак, отвяжись! — злилась Катька, выры­валась из рук.

—   Хватит корячиться! Чего гоноришься? Не впер­вой тебе со мною ласкаться, пора привыкнуть. Не дер­гайся. Я скоро с тобой разберусь,— сдавливал грудь девчонки, задирал юбку и, справившись, отпускал, не целуя.— Теперь шурши! — смеялся ей вслед.

Катька старалась избегать таких встреч, но Егор как наказание вставал на ее пути.

—   Слушай, гад ползучий, я залетела от тебя! — выпалила девчонка, однажды встретив его с компани­ей друзей. Она впервые сама подошла к Платонову.

—   Залетела? А где доказательства, что от меня? Кто подтвердит? У тебя на хвосте целая очередь. Я — не стрелочник, не хочу отвечать за всех!

Егор отлетел к стене дома от резкой пощечины.

—   Ты за это еще ответишь, сволочь! — пригрозила глухо и пошла домой, не видя дороги под ногами.

—   А знаешь, такое дело может хреново кончиться, если она придет в училище и скажет, что беременна от тебя.