Вопреки ожиданию, воздух в квартире был вовсе не застоявшимся, будто ее специально проветривали накануне его приезда. Лев прошел по комнатам, заглядывая в углы и рассчитывая увидеть где-нибудь пыль. Нет, все чисто, заботились. Открыл холодильник — какие-то пакеты, бутылки с вином и несколько — с боржоми. Достал одну и, проходя дальше, отвинтил крышку и присосался прямо к горлышку. Отставил в сторону пустую бутылку. И делал он это механически, не раздумывая над смыслом своих действий, словно ожидая чего-то главного, что должно было сейчас произойти.

Нет, и волнения никакого тоже не было, только ожидание. И, наконец, раздался звонок в дверь. Эдя кинулся открывать, хотя на это имел полное право прилетевший из Америки хозяин. Но Лев только усмехнулся, прошел в комнату и сел в кресло.

И правильно сделал, потому что, когда увидел входящего в комнату невысокого, квадратного такого, лысого пожилого человека, который с широкой улыбкой, что называется, на все лицо, шел к нему с протянутой в приветствии рукой, почувствовал вдруг в ногах жуткую необъяснимую слабость. И если б стоял сейчас, точно рухнул бы. Ну, может, и не рухнул, но на ногах бы не удержался.

— А вот и он наконец! — восклицал мужчина. — Прямо как юный пионер! Его зовут, а он — всегда готов, верно говорю, Лев Зиновьевич?

— Да, — выдавил Лев, — известно, пионер — всем пример, Федор Федорович. — Он, не вставая, протянул руку. — А вы, гляжу, не меняетесь. И повадка та же, и внешность, и служба, да?

— Устал? — не ответив на вопросы, Кулагин пожал вялую ладонь Льва. — Ну, сиди, сиди, не вставай, отдохни после долгой дороги, — разрешил он, ногой подвинул себе стул и сел на него верхом, как всадник, устроив локти на спинке. Потом обратил наконец внимание на Эдю и мелко засмеялся: — Удивлен? — Он пальцем показал на него Льву. — А того- не знает, что мы уже сто лет знакомы! Верно говорю, Лев Зиновьевич?

— А куда от вас денешься? — вздохнул Липский и пожал плечами.

Он вспомнил свои размышления в Бостоне перед тем, как покинул дом, и подумал, что самое глупое и бесполезное на свете — это намечать заранее контуры своей мести. Всегда есть вероятность попасть впросак. И вот уже не ты примеряешь, а тебя примеряют, да так, что не дай боже, мало не покажется…

Но Федор Федорович, кажется, не собирался поднимать старые пласты. Он посмотрел на пустую бутылку от боржоми и небрежно сказал Эде:

— Принеси бутылочку. И открой, сделай милость. Стаканчик не забудь! — крикнул уже вдогонку. И когда тот ушел на кухню, посмотрел без улыбки на Липского и негромко сказал: — А ты ничего, выглядишь молодцом. И хорошо, что старое не забыл. Я тебя не дергаю, напоминать ничего не буду, сам должен помнить, а теперь просто встретились, как старые знакомые. И все.

— И все? — переспросил Лев.

— А как вести себя будешь. Ну, что ты там, заснул, парень? — крикнул в сторону кухни.

Тотчас появился Эдя со стаканом в руке и открытой бутылкой минеральной воды.

— Я думал, вам поговорить надо, — насмешливо прищурился он.

— Ты гляди! Это ж о чем? — удивился Кулагин такой неожиданной наблюдательности у человека, которого он и в грош не ставил.

— О своем, как говорится, о девичьем, — хмыкнул Эдя, ставя принесенное на стол.

— Ты говори, да не заговаривайся, — строго предупредил Кулагин и стал шумно пить. Отставил стакан, достал из кармана толстый конверт и швырнул на стол: — Берите, разглядывайте, да только держите себя в руках, а то у некоторых любопытных преждевременное семяизвержение начинается.