Изменить размер шрифта - +
И дело не в том, что на ночной дороге все машины похожи друг на дружку, а в том, что именно эта, прибавлял ли скорость Турецкий или сбавлял, держалась на одном и том же расстоянии — точно через машину. Уже в городе Александр попробовал «побегать» немного, чтобы потерять «хвост», но тот не отставал — видно, за рулем сидел профессионал. А коли так, то там знали и к кому ездил Турецкий. Значит, и в прятки играть смысла не было. И тогда он перестал обращать на машину внимание. Вернулся мысленно к разговору с писателем.

Они засиделись в его кабинете допоздна, точнее, до приезда супруги Семена Аркадьевича, Нины Ивановны. Вот, кстати, тоже поразительная штука: едва она вошла, как Александр Борисович вмиг представил себе, какой станет Люба в пожилом возрасте. То есть один к одному! И еще мелькнуло: «Ах ты, старый ловелас! Неужто готов и за мамашей приударить? Да она ж тебе как бабушка!» Нет, ну что говорить, тоже необычайно приятная женщина, разве что постарше, лет ей где-то за пятьдесят, но сохранилась — нет слов. Да, впрочем, и Александр Борисович в свои сорок семь не считал себя старым, разве что к слову, но не больше, нет. Потом они, уже всей семьей, попили чаю с тортом, который привезла Нина Ивановна, зная, что у мужа гость, и никуда не торопились, ибо и сам Турецкий не проявлял озабоченности по поводу позднего времени, да и чай оказался к месту. А после и уехали с Любой, провожаемые ее родителями, которых Александр Борисович, кажется, успел очаровать. Он умел это делать, когда, разумеется, хотел, и чувствовал, как в него вселяется некий шаловливый бес.

Но это все было попутно, словно бы в качестве гарнира к главному блюду, которым, несомненно, оказалась доверительная беседа с писателем. А вот Семену Аркадьевичу он был искренне благодарен за его не менее искреннюю своеобразную исповедь.

Его меткие характеристики, как уже замечено, дали возможность Турецкому отчетливо представить себе и атмосферу в еженедельнике, и некие тайные механизмы, которые двигали изданием. О них как-то не принято говорить вслух, ибо далеко не все спонсоры любят, когда их не просто упоминают, а пробуют публично разобраться в причинах их спонсорства. Понятнее стали и люди, которые входили в редакционную коллегию, то есть отчасти влияли на политику издания, оставляя все-таки последнее слово за его хозяином, — это если выражаться с прямотой римлянина. А истинным хозяином «Секретной почты» был вовсе не Эдгар Амвросиевич, а крупнейший в стране нефтегазовый холдинг; и, следовательно, ни о какой абсолютной независимости еженедельника говорить не приходилось. Правда, миллионной армии читателей этот факт не был известен.

Второй же вывод, который напрашивался сам, заключался в том, что «мочилово», говоря языком братвы, должно было быть санкционированным. Иными словами, если опубликовали статью «Требуется палач» именно в тот момент, когда слухи о назначении Степанцова на пост Председателя Высшего арбитражного суда перешли из стадии досужих сплетен в стадию близкой уже реальности, значит, кому-то срочно потребовалось, выражаясь тем же языком, «опустить» его именно в независимом издании. То есть тут опять та же политика, но поданная так, чтобы никто не смог догадаться, откуда у публикации растут ноги.

Но кто конкретно мог создать этот мало приличный опус? А вот на такой простенький вопрос Семен Аркадьевич внятно ответить не желал. То ли он все-таки побаивался чего-то, то ли действительно не знал. Если боялся, то чего? Ну, могут выгнать из редколлегии. Это был бы чувствительный удар по семейному бюджету. Люба — филолог по образованию, учительница, как говорили в старину, изящной словесности, зарплата у нее — надо понимать, кошкины слезы. Нина Ивановна на пенсии, тоже ясно — все деньги уходят на квартплату и содержание дачи. Сам Семен Аркадьевич, по сути, единственный, кто обеспечивает семью. За участие в редколлегии платят, и неплохо.

Быстрый переход