Он помолчал. – Честно говоря, у меня не много друзей. – Он опять помолчал. – Мои друзья это мои книги.
– Понятно, – сказал Карелла. И тоже помолчал. – Мистер Лассер, согласны ли вы опознать своего отца по фотографии?
– Пожалуйста.
– Обычно мы предпочитаем опознание по трупу...
– Да, но это, как видите, исключается, – отозвался Лассер. – Я обязан быть здесь, возле матери.
– Хорошо. Тогда с вашего разрешения мы приедем сюда еще раз и привезем снимок, сделанный полицейским фотографом, и, быть может, вы будете настолько любезны...
– Да.
– И, пользуясь случаем, – продолжал Карелла, – зададим вам несколько вопросов о вашем отце и его отношениях с другими людьми.
– Да, разумеется.
– А сейчас мы больше не будем вас беспокоить, – улыбнулся Карелла.
– Спасибо. Я весьма благодарен вам за проявленную чуткость.
– Пожалуйста, – отозвался Карелла и повернулся к старухе. – Всего хорошего, миссис Лассер.
– Да хранит тебя господь и да исцелит он тебе голову, – откликнулась миссис Лассер.
– Мэм? – не понял Карелла.
– Моя мать когда-то была актрисой. Эти строки, скорей всего, из «Короля Лира».
– А вот и не из «Лира», – захихикала старуха и добавила еще несколько слов, похожих на грубое ругательство.
– "Иль шлюхою моя Фортуна стала? – подхватил внезапно Хейз. – Узнал я, от французской хвори Нелль в больнице умерла, и я теперь прибежища лишился".
– Откуда вам это известно? – просияла старуха, обернувшись к Хейзу.
– Ставили в школе, – ответил Хейз.
– И кого же вы играли?
– Никого, я был режиссером.
– Такой видный мужчина, – произнесла старуха. – Вам бы надо быть на сцене и демонстрировать свои достоинства.
С минуту в комнате царило глубокое молчание. Детективы посмотрели друг на друга, словно желая убедиться, правильно ли расслышали слова миссис Лассер. Энтони Лассер, не поворачиваясь к матери, пробормотал: «Мама, прошу тебя», – и проводил детективов к дверям. За спиной пронзительно хохотала миссис Лассер. Дверь закрылась. День клонился к вечеру, и в воздухе явно похолодало. С минуту они, подняв воротники пальто, постояли на обледенелой дорожке, прислушиваясь к возгласам малыша на другой стороне улицы: он изо всех сил крутил педали своего трехколесного велосипеда и стрелял из воображаемого пистолета: «Пиф-паф, пиф-паф!»
– Пойдем поговорим с ним, – предложил Карелла.
– Зачем?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Уж больно пристально смотрела на него старуха.
– Она сумасшедшая, – сказал Хейз.
– Да, тут ты прав. А что скажешь про сына?
– Не знаю. Чересчур уж убедительное у него алиби.
– Поэтому-то я и наседал на него.
– Я понял.
– А с другой стороны, вполне возможно, что он говорил правду.
– Хорошо бы узнать побольше о самом старике, – сказал Хейз.
– Все в свое время. Когда вернемся с фотографиями, сможем задать побольше вопросов.
– А труп тем временем остынет.
– Он уже остыл.
– А вместе с ним и след.
– Что поделаешь? Январь, – ответил Карелла, и они перешли на другую сторону улицы. |