Волосы у нее были седые, но лицо, хоть и в морщинах, оставалось тугим и круглым, с несимметричными бровями, от чего впечатление безумия, таившегося во взгляде, еще более усиливалось. Она, не мигая, смотрела на детективов. В ее выцветших, а когда-то голубых глазах застыла глубокая подозрительность и вместе с тем тайное веселье. Веселье, в котором эхом отзывался беззвучный смех в бесконечно длинных и пустых коридорах. Она поглядывала на них лукаво и даже с некоторым кокетством, настолько не вязавшимся с ее возрастом, что оно казалось просто неприличным и таким противоречивым, что смотреть на нее было страшно. Старуха была сумасшедшей – об этом на весь мир кричали ее глаза. И полицейским сделалось не по себе.
– Это дом Джорджа Нелсона Лассера? – спросил Карелла, глядя на женщину и больше всего на свете мечтая в эту минуту очутиться у себя в участке, где торжествуют порядок, спокойствие и здравый смысл.
– Да, это его дом, – подтвердила женщина. – А вы кто такие и что вам угодно?
– Мы из полиции, – ответил Карелла, предъявив свое удостоверение. А потом, помолчав секунду, спросил:
– Позвольте узнать, мэм, с кем я разговариваю?
– Не с кем я разговариваю, а кто со мной разговаривает, поправила его женщина.
– Что?
– Кто со мной разговаривает, – повторила она.
– Мэм, я...
– Вы не знаете правил хорошего тона, а ваш дед и вовсе в них не разбирался, – заявила женщина и засмеялась.
– Кто там? – послышался чей-то голос, и Карелла, повернув голову, увидел высокого мужчину, который из тьмы прихожей ступил в полосу света, падающую из открытой двери. Мужчине, худому, с русыми волосами, в беспорядке свисающими на лоб, было лет сорок с небольшим. Глаза у него были такие же голубые, как у безумной старухи, и Карелла тотчас понял, что перед ним мать и сын. И тут же почему-то подумал о тех матерях с сыновьями, которых ему довелось встретить сегодня: Мики Райана, который нашел в подвале убитого, и миссис Райан, Сэма Уитсона, который топором колол дрова, и миссис Уитсон, а теперь и этого высокого худого мужчину, держащегося с достоинством позади и чуть справа от своей безумной матери и сердито вопрошающего, кто эти люди и зачем они явились к ним в дом.
– Полиция, – ответил Карелла и протянул удостоверение.
– Что вам угодно?
– Кто вы такой, сэр? – спросил Карелла.
– Меня зовут Энтони Лассер. Что вам угодно?
– Мистер Лассер, – сказал Карелла, – Джордж Лассер ваш отец?
– Да.
– Сожалею, что вынужден сообщить это вам, – сказал Карелла, – но ваш отец умер. – Слова его прозвучали сухо и без участия, и он пожалел, что произнес их, ибо они, прозвучав, нелепо повисли в воздухе.
– Что? – не понял Лассер.
– Ваш отец умер, – повторил Карелла. – Он погиб сегодня днем.
– Каким образом? – спросил Лассер. – В автомобильной катастрофе?
– Нет, его убили, – ответил Карелла.
– Погубили ни за грош, – пропела старуха и захихикала.
На лице Лассера отразилось волнение. Он взглянул сначала на старуху, которая, казалось, совсем не уловила значения слов Кареллы, а потом снова на детективов и сказал:
– Может, войдете в дом?
– Спасибо, – поблагодарил Карелла и прошел мимо старухи, которая застыла в дверном проеме, так напряженно вглядываясь во что-то на улице, что Карелла тоже оглянулся. Он увидел, что и Хейз смотрит на другую сторону улицы, где маленький мальчик на трехколесном велосипеде, быстро перебирая ногами, ехал по дорожке к своему дому, выстроенному в том же стиле эпохи Тюдоров, что и дом Лассеров. |