— Вот, — сказала она, волнуясь, — прочти.

Он взял письмо и внимательно посмотрел Бриттани в глаза. Она выглядела виноватой и в то же время решительной.

— Заходи.

— Нет, я не могу. — Она отвернулась. — Извини. Бриттани уже почти сошла со ступеней, когда вдруг поняла, что все еще держит в руках свою корзинку с пирожками, словно Красная Шапочка. Она поставила корзинку на ступеньку, а сама пошла дальше.

Мэтью разорвал конверт и пробежал взглядом короткое письмо.

Он почувствовал то, что, должно быть, чувствует приговоренный к смерти, которому только что сообщили о смягчении приговора. Мэтью еще раз перечитал письмо, чтобы удостовериться в том, что все правильно понял.

К тому времени Бриттани уже подошла к своей машине и собиралась ее открыть. Только Бриттани могло прийти в голову запирать машину, когда ей надо было отойти от нее ровно на пять шагов и снова вернуться.

— Эй, — окликнул ее Мэтт, — так ты меня бросаешь?

Бриттани так испугалась, что уронила ключи. Подняв их, она кивнула, не поворачивая головы.

— Мне очень жаль, — снова сказала она.

Мэтт, прихрамывая, спустился с крыльца — колено все еще болело. Подойдя к Бриттани, он одной рукой обнял ее за плечи.

— А знаешь что? — сказал он. — Я тобой горжусь.

— Гордишься? — Она смотрела на него так, словно собиралась потрогать его лоб на предмет жара.

— Наконец-то ты смогла за себя постоять.

— Так ты не расстроен?

«Эй, потише на поворотах, — сказал он себе. — Разыграй из себя крутого парня, который умеет держать удар». Пожалуй, прыгать от радости и петь в такой ситуации было бы не совсем красиво, даже если именно этого ему и хотелось.

— Мне тоже жаль, что у нас ничего не вышло, Бриттани. Но я счастлив, что у тебя хватило духу со всем этим покончить.

— О, слава Богу.

— Послушай, на ступеньках целая корзинка вкусностей. Почему бы тебе не зайти? А я приготовлю кофе. Посидим, полакомимся. — Мэтт улыбнулся. — Как друзья.

Она улыбнулась ему в ответ.

За кофе они разговаривали. Говорили о том, о чем не говорили раньше, и Мэтт с удовлетворением отметил, что все у них кончилось куда лучше, чем он мог предположить.

Когда Бриттани собралась уходить, Мэтью, бросив взгляд на письмо, оставленное на столике в прихожей, сказал:

— Могу я тебе кое в чем признаться?

— Конечно.

— Это письмо произвело на меня впечатление. Оно короткое, по делу, и, — он взял листок и показал его Бриттани, — на нем нет никаких уточек.

Бриттани рассмеялась.

— По правде говоря, написать его мне помогла Хлоя.

Прекрасное настроение Мэтью погасло быстрее, чем факел на сильном ветру.

— Хлоя? Ты имеешь в виду Хлою, что живет в соседнем доме?

— Да. — Бриттани стояла в прихожей и кусала губы. — О, может, мне не следовало тебе этого говорить. Но Хлоя не просила меня хранить это в тайне.

У Мэтью было неприятное ощущение, что он знает, откуда у всего этого ноги растут. И какое бы облегчение ни испытал он в результате интриг английской принцессы, живущей по соседству, ему была неприятна сама мысль о том, что та принцесса приложила руку к произошедшему. Может, она и правит Британией (заодно и Бриттани), но только не им.

— Но почему ты обратилась за помощью к Хлое? Разве в вашей школе не нашлось учителя английского, который мог бы написать за тебя письмо? — Того, кто не раздражал бы его и не возбуждал в нем похоть того же накала, что и раздражение.