Глаза ее казались такими огромными и такими несчастными, когда она посмотрела на него.

— Вы не понимаете. Я никогда больше этого не делала. Как только у меня появлялись знакомые симптомы, я обращалась к своему психотерапевту, И она меня сразу же принимала. Это всегда мне помогало, спасало меня.

— Не всегда, — напомнил ей Раф.

— Не всегда, — согласилась она. — Если бы вы не ходили за мной следом, я бы взяла те часы. — Она потерла виски, словно у нее разболелась голова. — Я сорвалась.

— Что послужило причиной срыва? Стефани усмехнулась. Довольно жалко.

— Помолвка.

В ямочке у горла у нее бился пульс. Он уставился на эту бьющуюся жилку и не мог отвести взгляд. Если бы он прижался к ней губами, то почувствовал бы, как ее пульс бьется у его губ. Интересно, какой привкус у ее кожи? Он изнемогал от желания это выяснить.

— Должно быть, это не ваш мужчина.

— Нет, — печально сказала она. — Дело не в нем. Он как раз правильный. Дело во мне. Меня всегда тянет не к тем мужчинам.

— Всегда?

Она посмотрела на него, и Раф почувствовал жар, исходивший от нее. И от него.

— Да, — сказала она и, подавшись к нему, прикоснулась губами к его губам. И именно в этот момент он почувствовал, что больше не в силах сдерживаться.

Руки сами обняли ее. Он забыл обо всем: о сдержанности, о разумном поведении, о последствиях. Он снова ступил на ту же чертову дорожку, прекрасно зная, куда она его выведет. Еще одна раненая птица.

Но она так доверчиво прижималась к нему, от нее пахло всеми этими девчачьими ароматами, и под всеми искусственными запахами чувствовался ее настоящий запах, запах женщины… Разве мог он думать?

И надо ли думать?

Они целовались с жадностью: так изголодавшиеся набрасываются на еду. Раф погрузил пальцы в ее волосы, сжимая все еще влажные пряди.

Стефани просунула руки под кожаную куртку, которую он так и не снял, стащила ее с плеч. Он прервался только для того, чтобы сбросить с себя эту чертову куртку и помочь Стефани стащить через голову его рубашку. Рубашка зацепилась за золотую иконку, подаренную Рафу бабушкой, и цепочка чуть не задушила его, когда они оба пытались избавиться от его рубашки, в лихорадке страсти не замечая того, что мешает им это сделать.

Стефани прикоснулась к его обнаженной груди и, опустив голову, лизнула его кожу. Раф просунул руки под халат, лаская ее, лаская ее грудь, округлую, полную, совершенной формы. Когда он накрыл ее грудь ладонями, Стефани застонала, прикусила его сосок и продолжила путь вниз.

Она попыталась расстегнуть его ремень, но бушующая эрекция и еще то, что он сидел, мешали ей.

Рафаэль убрал ее руки, не желая терять время, и, привстав с дивана, сам справился с ремнем.

Затем он скинул ботинки, стащил носки и под неотрывным взглядом потрясающих карих глаз Стефани одним ловким движением стащил джинсы и трусы.

Она окинула его взглядом снизу вверх, и он почувствовал под этим ее жадным взглядом легкое смущение и желание — столь сильное, какого он не испытывал никогда прежде.

Глава 12

Стефани смотрела на него и думала, что еще никогда в жизни она не встречала парня, которого хотела бы сильнее, чем Рафа. Ей нравился темный цвет его кожи, тугой мускулистый живот и ликующий член, устремленный, словно стрела, в ее сторону.

Раф был последним в цепочке гибельных решений. Она это понимала. Дебора объяснила ей механизм действия разрушительных тенденций — ее пагубное пристрастие к «плохим парням», которые непременно должны были причинить ей боль, было сродни алкоголизму или наркомании.