При виде одного старого, сильно пострадавшего от обстрела здания сердце Тома учащенно забилось, что удивило его самого.

– Смотри – Гедахтнискирхе[3]! – и Том чуть ли не с гордостью собственника указал Фрэнку на знаменитую кирху. – Это очень важное историческое здание. Как видишь, оно сильно повреждено, но его специально решили оставить в таком виде.

Фрэнк жадно смотрел по сторонам, можно было подумать, что перед ним Венеция; что ж, Берлин в своем роде был не менее уникален.

Когда разбитый кирпично‑красный купол кирхи уже остался позади, Том сказал:

– Тут все кругом было разбито до основания. Здания, которые ты сейчас видишь, возведены совсем недавно.

– Да‑а, полный капут! – вмешался в разговор немец‑водитель. – Вы туристы? Поразвлечься приехали?

– Ну да. Как тут у вас с погодкой? – спросил Том, довольный, что водитель попался не мрачный.

– Вчера лило, сегодня – сами видите.

Погода хмурилась, но дождя, похоже, не предвиделось.

Они выехали на Курфюрстендамм и притормозили на красный свет возле площади Ценин.

– Обрати внимание – магазины здесь сплошь новые. Улица хоть и главная, но мне она не нравится.

Ему вспомнилось, как в свое первое посещение Берлина он одиноко бродил взад‑вперед по этой прямой длинной улице в тщетной попытке уловить особую атмосферу города Это оказалось невозможно, потому что здесь все было банально новое – нарядные витрины, киоски, сверкавшие стеклом и белым металлом, где торговали фарфором, часами и сумочками... Трущобный район Кройцберг, теперь заселенный турецкими рабочими, в то время представлялся ему куда более интересным: тогда он еще сохранил дух старой Германии.

Шофер свернул на Альбрехт‑Ахиллештрассе. Они миновали пиццерию на углу, которую Том хорошо помнил, потом справа мелькнуло здание уже закрытого супермаркета. Отель «Франке» был расположен на левой стороне в том месте, где улица делала плавный изгиб.

В холле они заполнили небольшие белые карточки, обозначив имена и номера паспортов. Их комнаты оказались на одном этаже, но не смежные.

Том не захотел селиться в более фешенебельном «Палас‑отеле» оттого, что однажды уже останавливался там. Он опасался, что его могли запомнить и сообразить, что мальчик – ему не родственник. В принципе ему было все равно, кто, где и что подумает, видя его вместе с Фрэнком. Важно было другое: в такой скромной гостинице, как «Франке», было куда меньше шансов, что опознают Фрэнка Пирсона, чем в «Палас‑отеле».

Том повесил в шкаф брюки, затем отогнул покрывало на постели и бросил пижаму на то, чем в Германии с древних времен принято было закрываться: вместо одеяла – перина в застегнутом на пуговицы пододеяльнике. Из окна открывался скучнейший вид: унылый двор, еще один шестиэтажный корпус под углом к тому, где находился их номер, да верхушки нескольких деревьев вдали. Неизъяснимое чувство свободы и радости вдруг охватило Тома. Чувство мимолетное, зыбкое, и все же... Он засунул поглубже в чемодан паспорт и бумажник с франками, захлопнул крышку и вышел из номера, заперев за собой дверь. Он предупредил Фрэнка, что зайдет к нему минут через пять.

– Ну, как дела, Бен? – входя к нему в номер, спросил Том с улыбкой.

– Вы видели эту фантастическую кровать? – воскликнул Фрэнк, указывая на перину, и они оба весело расхохотались.