Яна словно очутилась дома, в России: бывает, в морозный день выскочишь в домашнем легком платье на минутку на балкон – и тебя обдаст ледяным дыханием. Хочется назад, в тепло, пока все тело не сковала стужа.

Но еще полчаса назад ничего такого не было – ни вони, ни холода.

«Она что, окна открыла, чтобы проветрить? – подумала Яна, метнувшись к окну. – Но ведь и на улице теплее, чем тут».

Окно оказалось плотно закрыто, даже шторы задернуты.

– Гордана, – борясь с рвотными позывами, снова окликнула женщину Яна и обернулась в сторону, где стояла ее кровать.

Кровать была пуста. Больная, раскинув руки, неподвижно лежала на полу возле нее.

А рядом, скорчившись, нависая над Горданой, сидело нечто. При взгляде на это существо Яна испытала даже не страх – гораздо большее. Ее парализовало, и даже под прицелом она не сумела бы ни двинуться, ни вымолвить ни слова.

Костлявое тело существа было покрыто язвами, струпьями, чем-то напоминающим трупные пятна («Вот откуда тут запах разложения!»). У него были длинные когтистые руки и уродливый лысый череп – больше Яна ничего не успела разглядеть, потому что тварь из ночного кошмара обернулась и посмотрела на нее белыми, горящими, как угли, глазами.

А потом все померкло, и Яна, не издав ни звука, повалилась на пол.

Мама задавала этот вопрос уже раз десять, с разными интонациями. Сейчас она была в командировке в Нижнем Новгороде, вернуться в Казань собиралась в конце недели.

А потом – подготовка к коллегии, а после – поездка в Москву, а затем – отчетный период, и еще что-то, и еще… О том, чтобы сменить Яну на посту, и речи не шло.

– Конечно, я останусь, мам. Как будто выбор есть, – снова и снова отвечала Яна, хотя на самом деле давно мечтала бросить все к чертям собачьим и вернуться в Казань.

Но, как известно, кроме слова «хочу» есть слово «надо». Если она уедет, то Гордана останется совсем одна, а это ведь не по-человечески. Где вот так сразу, быстро найти подходящего человека, который согласится жить с ней, оставаясь рядом днем и ночью? О том, чтобы остаться в больнице и в итоге умереть на больничной койке, говорить нечего. Гордана уже давно и категорически заявила, что не желает этого.

– Мы давно обо всем договорились, есть уже даже завещание, в конце концов. Это обязательства, мама.

Нина Владимировна вздохнула.

– Я рада, что ты у меня такая ответственная и рассудительная. Но я чувствую, как тебе трудно. Сердце кровью обливается.

– И тебе было трудно меня растить, и миллионам людей сложно на хлеб зарабатывать.

На словах Яна убеждала мать, но на деле – себя саму. Единственное, чего она по-настоящему желала, – это собрать чемодан и сесть в самолет.

Мама была в гостиничном номере, Яна – в своей комнате. Несколько минут назад они с Горданой и доктором Милошем вернулись из Лозницкой больницы. На часах – почти два ночи, обе устали, но сна – ни в одном глазу. Яна рассказала матери о том, что случилось, по пути в больницу, и та не ложилась, ждала новостей.

Яна думала, как ей повезло, что в критический момент она оказалась в доме не одна. Андрей услышал стук – будто что-то упало, прибежал наверх и обнаружил лежащих на полу Гордану и Яну.

Девушка почти сразу пришла в чувство, а вот Гордана, которую они вдвоем переложили на кровать, так и не очнулась.

К счастью, почти сразу зажегся свет. Как обычно, непонятно, по какой причине выключился и каким образом сам собой включился. Яна позвонила доктору Милошу. Он приехал не один, а вместе с врачами «Скорой», и Гордану забрали в больницу.