Дафна дю Морье. Трактир "Ямайка"
Глава первая
Был серый холодный день конца ноября. Погода за ночь переменилась: сильный ветер принес с собой гранитное небо и моросящий дождь, и хотя было чуть больше двух часов пополудни, бледный зимний вечер уже опустился на холмы, окутав их туманом. К четырем, наверное, совсем стемнеет. Воздух, сырой и холодный, насквозь пронизывал дилижанс, несмотря на плотно закрытые окна. Кожаные сиденья стали влажными на ощупь, а в крыше, наверное, была щелка, потому что время от времени тонкие струйки дождя попадали внутрь, пачкая обивку и оставляя темно-синие пятна, похожие на чернильные кляксы. Ветер налетал порывами, сотрясая дилижанс на поворотах дороги, а на открытых местах дул с такой силой, что тот весь дрожал и раскачивался, шатаясь между высоких колес, словно пьяница. Кучер, по уши закутанный в пальто, чуть не пополам сложился на облучке, тщетно пытаясь укрыть себя от непогоды своими же собственными плечами, а понурые лошади угрюмо тащились по дороге, утомленные ветром и дождем, уже не чувствуя кнута, который время от времени щелкал у них над головами, поворачиваясь в онемевших пальцах возницы. Колеса скрипели и стонали, утопая в дорожных колеях, и швыряли в окна жидкую грязь; она смешивалась со струйками дождя и безнадежно скрывала от взгляда окружающую местность. Немногочисленные пассажиры сбились в кучку, чтобы согреться. Одна колдобина оказалось особенно глубокой, и путники вскрикнули в унисон, а старик, который постоянно на все жаловался с тех самых пор, как подсел в Труро, в ярости поднялся с места. Повозившись с оконной рамой, он с грохотом опустил ее, и на него и на остальных пассажиров тут же обрушился поток дождя. Старик высунул голову наружу и заорал на кучера высоким капризным голосом, обзывая того мошенником и убийцей: он, дескать, всех их уморит прежде, чем они доберутся до Бодмина, если будет гнать очертя голову; все пассажиры и так уже чуть живы, и уж сам-то он, конечно, никогда больше не сядет в дилижанс. Неизвестно, услышал его кучер или нет. Скорее всего, поток ругательств унесло ветром, потому что старик, подождав с минуту и достаточно выстудив внутренность дилижанса, поднял окно, уселся обратно в свой угол, обернул колени пледом и заворчал себе в бороду. Его соседка, общительная краснощекая женщина в синем плаще, тяжело и сочувственно вздохнула и, подмигнув неизвестно кому и кивнув в сторону старика, наверное, в двадцатый уже раз сказала, что такой ненастной ночи и не припомнит, а она видывала всякое; хотя, стоит ли удивляться, это вам не лето. Потом, порывшись в глубинах большой корзины, женщина вытащила огромный кусок пирога и вонзила в него крепкие белые зубы. Мэри Йеллан сидела в противоположном углу, как раз там, где струйка дождя просачивалась сквозь щель в крыше. Холодные капли падали ей на плечо, и она стряхивала их беспокойными пальцами. Девушка сидела, подперев подбородок ладонями и уставившись в заляпанное грязью и дождем окно, в отчаянной надежде, что луч света все же пробьется сквозь тяжелое серое одеяло неба и былая голубизна небес, еще вчера осенявших Хелфорд, просияет хотя бы на миг, предвещая удачу. Всего лишь сорок миль дороги отделяли Мэри от места, целых двадцать три года бывшего ее домом, а надежда в сердце девушки уже угасла, и непоколебимая сила духа, столь важная часть ее натуры, которая так пригодилась ей во время затянувшейся агонии матери, дрогнула под первым натиском дождя и пронзительного ветра. Места кругом были чужие, что уже само по себе повергало в уныние. Глядя сквозь мутное окно кареты, Мэри видела мир, совсем не похожий на тот, от которого ее отделял всего один день пути. Как теперь далеки от нее светлые воды Хелфорда, его зеленые холмы и веселые долины, кучка белых домиков у кромки воды! Может быть, ей не суждено увидеть это снова! В Хелфорде дожди были ласковые, они шумели в листве многочисленных деревьев и терялись в сочной траве, соединяясь в ручьи и мелкие речушки, которые вливались в широкую реку, погружались в землю, а та в благодарность за это дарила цветы. |
