Это началось немного раньше с небольшой боли в ухе; потом он оглох на это ухо и в нем также появилась хроническая боль. Ему сделали пять операций, и теперь в этом ухе не осталось нервов. Врачи все оттуда убрали, но в ухе все равно звенело, и все равно была та же боль, что и до операции. Врачи знали, что в ухе больше
нечему было болеть или шуметь, поэтому они решили, что это должно быть что-то психологическое. Их способ распоряжаться временем не был тем, чем бы я стал гордиться, однако они, по крайней мере, перестали оперировать. За это их следует похвалить. По крайней мере, они не сказали: "Ну, может быть, это другое ухо!" Или: "Давайте-ка перейдем к его левому полушарию!"
Придя ко мне, этот человек сказал: "Я должен остановить боль. Все, чего я хочу - это научиться самогипнозу, чтобы контролировать боль, потому что сейчас мне приходится принимать так много лекарств, чтобы контролировать боль, что я не могу функционировать. Я не могу ничего делать дома. Я не могу работать. И если я не принимаю лекарства, то боль бывает такой ужасной, что я не могу ничего делать. Я в ловушке. Я скоро разорюсь. Я скоро потеряю свой дом. Это просто ужасно".
Он хотел, чтобы я применил гипноз, и в какой-то мере я это сделал. Я использовал особую модель внутри гипноза - модель, которую мы называем "рефрейминг", предназначенную для того, чтобы проводить намеренное замещение симптома. Рефрейминг берет один симптом и превращает его в другой. Для меня это звучало так, как будто его проблема с ухом давала ему билет на неделание работы и других неприятных вещей. Это был не очень приятный билет, но он также не любил свою работу. Он был архитектором и на самом деле ему это не нравилось, и он кончил тем, что вел большую часть бухгалтерии и другие неприятные задания. Поэтому я переключил симптом с боли и звона в его ухе - хотя сначала я оставил звон - на истерический паралич. Я проинструктировал его подсознательный разум, что обе его руки будут парализованы ТОЛЬКО когда появление этого симптома будет уместным, потому что я хотел знать, сколь точной была моя догадка.
Он действительно стал довольно дееспособным. Потом его жена говорила что-то вроде: "Я хочу, чтобы ты вынес мусор и подстриг лужайку, потому что мы столько всего еще не сделали", и вдруг его руки парализовывало. Он начинал: "О, черт! Я сейчас не могу этого сделать". Его деловые партнеры просили его заняться самыми неприятными делами в их предприятии ведением бухгалтерии и чем-то вроде этого - и чудесным образом возникал паралич.
Однажды, когда я пытался изучать замещение симптома, ко мне пришла женщина с онемевшими ступнями. Ее ступни постоянно были онемевшими. Они были настолько онемевшими, что она не могла держать равновесие и ей даже приходилось просить людей помочь ей идти. В течение какого-то времени она была на терапии. До того как она впервые пришла на терапию, ее ступни немели только иногда, и после терапии они становились все хуже и хуже. Она думала, что они ухудшались все время, и что терапия не помогла, но я предполагаю, что терапия была причиной постоянного онемения ее ступней.
Я всегда думал о симптомах как о друзьях людей, а не о их проблемах, потому что я думаю о симптомах как о каналах общения. Однако, как в большинстве коммуникаций между людьми, цель и результат часто забываются. Симптомы, как люди, не всегда сознают разницу между тем, что они СОБИРАЮТСЯ сообщить, и тем, что они СООБЩАЮТ.
Эту женщину привела в мой офис очень консервативная консультант из такого места в Калифорнии, где, чтобы иметь возможность прожить, нужно быть богатым. Консультант объяснила мне, как она провела с этой женщиной семейную терапию, и теперь у женщины была совершенно счастливая семья. Консультант думала, что онемевшие ступни этой женщины имели какое-то отношение к семейным отношениям. Но поскольку она проработала все семейные трудности, и симптом все равно остался, должно было происходить что-то другое. |