Но они молчат. А мы даже не знаем, почему они молчат. Мы пока в начале пути.
Он помолчал, затем продолжил:
— Если игнорировать «застывший взгляд», который мог быть чистой случайностью, были и другие, кто мог довольно легко подсыпать яд. Секретарь Элла Зелински. Она тоже возилась с бокалами, разносила коктейли. За ней-то уж никто не наблюдал. Это же относится и к юному заморышу — забыл, как его зовут. Хейли… Хейли Престон? Более того, если бы кто-то из них захотел свести счеты с Мариной Грегг, безопаснее сделать это как раз при большом стечении народа.
— Еще кто?
— Нельзя, пожалуй, забывать и о муже, — напомнил Крэддок.
— Опять вернулись к мужьям, — усмехнулся Корниш. — Мы подозревали беднягу Бэдкока, пока не обнаружилось, что предполагаемой жертвой должна была стать Марина. Теперь мы перенесли свои подозрения на Джейсона Радда. Но, должен сказать, он производит впечатление преданного мужа.
— Да, так считают, — сказал Крэддок, — но кто его знает.
— Если бы он хотел избавиться от Марины, не легче бы было просто развестись?
— Было бы гораздо более естественно, — согласился Дермот, — но мы пока еще многого не знаем.
Зазвонил телефон. Корниш поднял трубку.
— Да? Соедините меня с ними. Да, он здесь. — С минуту он слушал, потом закрыл трубку рукой и посмотрел на Дермота. — Миссис Марина Грегг, — сказал он, — чувствует себя гораздо лучше и готова ответить на вопросы.
В Госсингтон-Холле Дермота Крэддока встретила Элла Зелински. Она была, как всегда, подтянута и деловита.
— Миссис Грегг ждет вас, мистер Крэддок, — сообщила она.
Дермот смотрел на нее с интересом. С самого начала Элла Зелински показалась ему загадочной личностью. Еще тогда он сказал себе: «Более бесстрастного лица я, пожалуй, не видел». На все вопросы она отвечала с величайшей готовностью. Никаких признаков, что она что-то утаивает. Однако до сих пор он понятия не имел о том, что она на самом деле думает, чувствует или хотя бы знает обо всем этом деле. Казалось, в броне ее вежливой деловитости не было ни единой трещины. Она вполне могла знать не больше, чем утверждала, и вполне могла знать очень многое. Единственное, в чем он был уверен (правда, без всяких доказательств), так это в том, что она влюблена в Джейсона Радда. Это, по его выражению, было профессиональным заболеванием секретарш.
Возможно, это ничего не значило. Но сам по себе факт уже предполагал мотив. К тому же Крэддок был почти уверен, что она что-то скрывает. Это могла быть любовь, а могла быть и ненависть. Или, наконец, чувство вины. Она вполне могла воспользоваться возможностью, предоставившейся ей в тот день, а могла и тщательно спланировать задуманное. Ему нетрудно было представить ее в этой роли. Как она проворно, но несуетливо движется, переходя с места на место, ухаживая за гостями, как передает бокалы одним, забирает их у других, а взгляд ее отмечает на столике место, куда Марина поставила свой бокал. И как затем, может быть, как раз в тот момент, когда Марина приветствовала прибывших американских гостей, а вокруг раздавались удивленные и радостные возгласы, и взоры всех присутствующих были устремлены на них, она спокойно и незаметно подсыпала смертельную дозу лекарства в этот бокал. Это, правда, требовало дерзости, самообладания и проворства. Но этого ей не занимать. Это было бы блистательно выполненное преступление, без лишних затей. Преступление, почти обреченное на успех.
Но случаю было угодно распорядиться иначе. В толчее кто-то нечаянно толкнул Хетер Бэдкок. Ее коктейль расплескался, и Марина Грегг с присущей ей непосредственностью и тактом сразу же предложила ей свой бокал. |