- Идемте, сядем, - сказала Ева, беря ее под руку. - Нам необходимо поговорить.

- Да… - прошептала Мария Варламовна, покорно давая гостье увести себя в гостиную. - Вы правы. Я убила их обоих. - Она заплакала. - Но я не хотела этого… не хотела. Почему так получилось?

- Я не то имела в виду. Не вы их убили. Их убило… перо Феникса.

- Перо?.. Какое перо? Вы говорите о ноже? Бандиты, кажется, называют нож «пером»…

- Нет, нож тут ни при чем, - заявила Ева. - Вы садитесь на диван, а я в кресло, напротив. Не возражаете?

Симанская молча села, не сводя с гостьи горящих глаз. Она была испугана и подавлена. В гостиной тоже царил полумрак, как и в ее душе - полумрак безнадежности. Напрасно она бежала из Кострова, судьба везде догонит.

- Перо Феникса из вашей сказки смертоносно… - вкрадчиво продолжала Ева. - Оно убивает, а не вы! Что такое вы рассказали Вершинину на вечеринке?

- Н-ничего… клянусь вам! - Мария Варламовна прижала руки к груди. - Мы действительно ссорились… и все. Я сказала правду!

- А что вы рассказали Мартову?

- Тоже ничего… хотя постойте… я увидела у него портрет Кати Жордан…

- Вы знали Катю?

Симанская отрицательно покачала головой.

- Нет. С семьей Жордан переписывался мой отец. Они присылали свои фото - Катя на них была еще девочкой, но она очень похожа на свою мать, Мишель Жордан. Папа читал мне их письма, показывал фотографии. Он говорил, что семья Жордан - французская ветка наших родственников.

- О чем эти люди в них писали?

- Да ни о чем таком… особенном… Они были эмигрантами и породнились с нами через потомков мужа тетушки Англес, кажется. Жили в Дижоне.

- Что за тетушка? - спросила Ева.

- Не знаю… Отец так ее называл. Он иногда рассказывал о ней всякие небылицы, немного неприличные. Разумеется, она никак не могла быть теткой никому из нас, потому что давно умерла.

- У вас сохранились письма и фотографии Жордан?

- Скорее всего нет, - вздохнула Симанская. - Во время того… ограбления нашего дома в Кострове большинство писем и фото пропали: воры пытались разжигать ими печку. Мне потом мама об этом сказала, когда разбирала оставшиеся бумаги. Она решила сжечь все! И правильно сделала.

Мария Варламовна закашлялась. Ева обдумывала следующий вопрос. Мысли мелькали, путались, противоречили одна другой.

- А что Мартов говорил о Кате?

- Он был приятно удивлен… даже поражен. Оказывается, они с Катей любили друг друга, потом она погибла. Феликс Лаврентьевич начал расспрашивать меня о семье Жордан… мы разговорились. Он собирался писать статью в память о Кате, связанную с какой-то их семейной легендой.

- Какой легендой?

Симанская пожала плечами.

- Не знаю. Он не вдавался в подробности, а мне было не интересно. Феликс… Лаврентьевич ухаживал за мной, оказывал знаки внимания. А статья, связанная с семейной легендой Кати Жордан, должна была стать его прощанием, послужить памяти об ушедшей любви. Он даже возил меня в Марфино, показывал загородный дом. Мрачное строение! Мартов говорил, что дом - это тоже память о Кате. Якобы нечто похожее, судя по ее словам, было у них недалеко от Дижона - такие же средневековые развалины.

- По-моему, дом в Марфине - вовсе не развалины, - возразила Ева.

- Вы там бывали?

- Пришлось…

- Это я образно выразилась - про развалины, - вымученно улыбнулась Мария Варламовна. - Похожее жилище принадлежало семье Жордан. Во Франции, особенно на окраинах городов, полно очень старых домов, многие из которых похожи на развалины средневековых построек. Вот Феликс и соорудил коттедж, чтобы продлить свои воспоминания о Кате.