Сама сильфида уже не стриглась: Энемис восстановили, и срок ее траура закончился. Она и улыбалась теперь чаще, даже в разговорах с ним, и Тьен подумал, что друзья тоже, наверное, привыкают и к нему, и к той странной ситуации, в которой он оказался.

Это хорошо.

Потом, в самом конце, снова будет плохо. Виноватые взгляды, неловкое молчание. Встречи станут еще реже…

Но пока они появляются по-прежнему, пусть не слишком часто, но регулярно. Он подозревает, что разделили между собой дежурства, хотя закономерности в их посещениях не находит.

В визитах Холгера ее нет и подавно. Правитель может приходить ежедневно в течение недели, а после неделю, а то и больше отсутствовать. Никаких объяснений по этому поводу он не дает, а Тьен не интересуется.

Они играют просто в шахматы. Уже полгода ведут эту партию…

Разговаривают?

Да, случается.

О разном. О другом.

У Тьена нет уже вопросов. И обида, та, полудетская, за то, как с ним обошлись, как отказались от него загодя, даже не зная, — обиды эта тоже прошла. Почти. Но то, что осталось, не стоит слов.

«…Сегодня отчего-то вспомнил о Генрихе.

Задумался, как он там, жив ли еще. Не прошло и двух лет, и за это время он не мог умереть от старости. Разве только заболел чем-то, или…

Впрочем, я сейчас не о том. Странно, но человек, которого я оставил на горной тропе в чужом мире, даже когда я думаю о нем, не вызывает у меня никаких эмоций. Я не испытываю к нему ни ненависти, ни гнева, ни жалости. А вот того Генриха, которого я помню по своему детству и которого вижу на портрете, висящем на стене пустой комнаты, мне искренне жаль.

Когда-то давно он рассказал мне сказку о мальчике, повстречавшем сильфиду, и я принял ее с детским восторгом. А сейчас понял, что то не сказка была, а история его болезни. Долгие годы он жил мечтой, навязчивой идеей, затмившей его разум задолго до того пожара.

Пришло в голову, что и я болен чем-то похожим, и те девять лет, что я ждал встречи с тобой, так же свели меня с ума.

Но это ведь глупости, да?

Я же не придумал тебя. Ты была. Живая, настоящая.

Ты есть.

А я снова жду…»

И дождется. Обязательно.

Она вернется, когда мир еще будет спать, а значит, он успеет увидеть ее и сказать… хотя бы просто «здравствуй»…

«Здравствуй, Софи.

Спешу…»

В самом деле спешит. Бьет по клавишам, и под дробный стук молоточков проступают на бумаге слова.

«…рассказать тебе, что придумал Эйнар.

На первый взгляд это совершеннейшее безумие, и если бы Холгер узнал, или Лили, или Йонела, они, как у людей говорится, костьми легли бы, но не позволили подобных экспериментов. И Фер, тот всегда чрезмерно осторожен, от этой идеи в восторг не пришел бы. Но знаю только я, Эйнар и Эсея. И что касается меня, я именно в восторге…»

Младшенький с сильфидой заявились с утра.

По установившейся уже традиции вывалили на стол гору вкусностей. Забросали стандартными, поднадоевшими вопросами о самочувствии и настроении. А когда выяснили, что он жив, здоров и относительно бодр, начали другой разговор.

— Мы с Эсеей решили…

— Пожениться, — закончил Тьен за неуверенно растягивающего слова брата.

— В кому тебя отправить, — буркнула сильфида.

— Ну, собственно, да, — непонятно кому ответил Эйнар.

Тьен подумал, что ему.

— Правда? — воскликнул, не зная, как реагировать на подобную новость.