|
Но у нас еще хватает средств, чтобы вести работы в разных направлениях, по многим векторам. – Он повернулся к таблице. – Физика, космонавтика, медицина, нанотехнология, энергетика, значимые проекты в социальной сфере… Но что дальше? Несомненно, цена исследований будет расти, и уже в этом столетии мы достигнем потолка, когда финансировать весь спектр разработок будет невозможно. Это, господа, тот критический момент, та ситуация выбора, когда придется решать в пользу космических проектов, или безотходного производства, или продляющих жизнь лекарств, или чего-то еще, не менее важного. Мы попадем в суживающийся коридор, и, в случае неверного решения, он приведет нас к тупику.
О’Рейли смолк. Его взгляд блуждал по лицам сидевших в зале, но он их не видел, он смотрел в грядущее, не столь уж далекое и туманное. Его расчеты показывали, что критический момент наступит лет через сорок-пятьдесят и что можно его оттянуть на такое же время, если прекратятся войны, рост земного населения и бездумная трата природных ресурсов. Но он был реалистом и понимал, что справиться с этим не удастся – по крайней мере, не в ближайшие десятилетия. Третья мировая уже началась, вылившись в цепь локальных конфликтов в Ираке, Афганистане, Сербии, Ливии, Египте, и хоть то были местные войны, убыток исчислялся миллиардами. Демографическая проблема в Китае, Индии и мусульманских странах даже не обсуждалась, там усердно плодили детей и нищету. Что до общества потребления, то ни Европа, ни Штаты не желали жить скромнее, с одной машиной в гараже и одним телевизором в доме. Там продолжался пир, хотя чума уже стояла на пороге. Внезапно О’Рейли поймал взгляд белобрысого – того, кто устроился в кресле Тома Хиггинса. Острый пристальный взгляд, совсем не подходящий для юного студента… – Как-то мне попалась книга одного фантаста, – медленно промолвил О’Рейли. – Название меня поразило: «Опоздавшие к лету», почти пророческая фраза… В контексте моего сообщения «лето» можно рассматривать как апогей прогресса на нашей планете, точку зенита, когда могущество науки откроет нам дорогу к звездам и принесет иные чудесные дары. Но сейчас мы блуждаем в сумерках… я бы сказал, мы находимся в эпохе tertia vigilia, на третьей страже перед восходом солнца. Увидим ли мы лето, увидим ли рассвет или окажемся в тупике?.. Это зависит от верного выбора в тот час, когда мы осознаем ограниченность своих ресурсов. Здесь нельзя ошибиться, иначе мы опоздаем к лету. Ошибка равна гибели нашей цивилизации. Он склонил голову и покинул трибуну. Зал безмолвствовал.
Так где же он?.. Позвонить или отправить письмо?.. Но не будет ли это воспринято как обида? Обида на то, что Хиггинс будто бы обделил его вниманием?.. – Могу ли я присоединиться к вам, доктор О’Рейли? – вдруг послышалось за его спиной. Он повернул голову. Надо же, белобрысый! Стоит с кружкой пива и явной печалью на лице, словно студент, заваливший экзамен! Нет, не студент, решил О’Рейли, не студент и далеко не юноша, просто выглядит моложавым. Но вблизи заметно, что ему за сорок – волосы чуть поредели, у глаз морщинки, держится уверенно. Словом, не мальчик, но муж! И этот его джемпер… вернее, надпись на джемпере… похоже, славянская кириллица… Серб?.. Болгарин?.. Может быть, он что-то знает о Хиггинсе?.. – Садитесь, – О’Рейли кивнул на свободный стул. – С кем имею честь?.. – Профессор Грибачев, – промолвил белобрысый с едва заметным акцентом, устраиваясь у стола. – Из Петербурга. Если еще точнее, из Петербургского университета. Историк и социолог. – С тем же печальным видом он отхлебнул пива, опустил кружку и заметил: – Блестящую лекцию вы прочитали. |
