А Цзинь Фо действительно никогда не выглядел столь радостным и довольным. Но никто, за исключением Вана, не знал почему.

Как бы там ни было. Грэйг и Фри продолжали слежку за богатым клиентом, ведь он мог покуситься на собственную жизнь за пределами дома. В свою очередь верный Сун периодически докладывал любезным американцам об обстановке в усадьбе.

Было бы неверным утверждать, что Цзинь Фо стал больше дорожить жизнью, решив с ней расстаться. Просто он, как и рассчитывал, получил (по крайней мере в первые дни) то, что хотел, — эмоции, переживания. Цзинь Фо постоянно чувствовал нависшую над ним опасность. Когда смерть настигнет его — сегодня ли, завтра, утром, вечером? Несомненно, подобное ожидание привносило в бытие нашего героя особое напряжение.

Ван и Цзинь Фо виделись теперь редко. Философ либо чаще обычного выходил из дома, либо сидел, запершись в своей комнате. Цзинь Фо же не искал встреч с ним и даже толком не знал, как бывший тайпин проводит время. Может быть, готовит какую-либо хитроумную западню? Думает, как бы поискусней отправить человека на тот свет? Хорошо, хорошо! Как это интересно и необычно! Почему Цзинь Фо раньше так не жил?

Учитель и ученик, впрочем, ежедневно встречались за обеденным столом.

Разумеется, разговор между ними носил светский, отвлеченный характер — ведь никто не должен был знать, что напротив друг друга сидят будущие убийца и жертва. Ван казался озабоченным, отворачивал глаза. Он стал молчаливым и печальным; будучи большим чревоугодником, едва прикасался к еде и совсем не пил своего любимого шаосиньского вина.

А за Цзинь Фо наблюдать было одно удовольствие. Он поедал все блюда, проявляя необычный аппетит. Скорее всего, бывший тайпин предпочел яду какое-то другое смертоносное средство. Однако Цзинь Фо должен был все предусмотреть.

Ученик постарался максимально облегчить задачу своему учителю. Дверь в спальню Цзинь Фо оставалась открытой и днем и ночью. Философ мог войти сюда и нанести смертельный удар в любое время суток. Лишь бы в решающий момент у Вана не дрогнула рука.

Постепенно Цзинь Фо привык к мысли о витающей над ним смертельной опасности. Спал он крепко, и утром чувствовал себя в отличной форме. Дальше так продолжаться не могло.

Может быть, Ван не хотел идти на убийство в доме, где когда-то его так хорошо приняли? Цзинь Фо стал совершать длительные прогулки, забираясь в укромные места, допоздна оставаясь в самых мрачных кварталах Шанхая. Он медленно бродил по тесным и темным улочкам, где ежедневно случались ужасные преступления, общался с какими-то грязными и пьяными личностями, но живой и невредимый возвращался на рассвете домой, не замечая за собой неразлучных Грэйга и Фри, готовых броситься ему на помощь в любую минуту.

Если бы так продолжалось и дальше, скука неминуемо вновь овладела бы нашим героем. Временами он уже начал забывать, что за ним охотится смерть.

Однако двенадцатого мая Цзинь Фо почувствовал приятное покалывание в сердце. Тихо войдя в комнату философа, он застал последнего за необычным занятием: Ван затачивал огромный нож, периодически окуная его в какую-то жидкость. Не видя никого, бывший тайпин несколько раз взмахнул кинжалом, как бы имитируя удар. При этом глаза обычно невозмутимого мудреца налились кровью, а выражение лица стало устрашающим.

«Сегодня мне конец», — подумал Цзинь Фо и тихо и незаметно ушел в свою комнату, где и пробыл весь день… Однако философ туда так и не явился. Поздно ночью наш богач-бедняк заснул, а утром проснулся, как всегда, в добром здравии. Черт побери, это становится невыносимым! А прошло всего десять дней. Ван имеет в своем распоряжении еще два месяца!

«Вот лентяй, — про себя возмутился нетерпеливый ученик терпеливого учителя, — я дал ему слишком много времени! Шанхай явно расслабил моего мудреца!»

Скоро Цзинь Фо заметил, что Ван выглядит еще более озабоченным, ходит взад-вперед по имению, несколько раз заглянул в Павильон предков, где хранился роскошный гроб из Лючжоу.