— Весьма неглубокой, иначе он мог никогда из нее не выбраться.

— Второй вопрос. Эта тюрьма была хорошо или плохо управляемой?

Дреймен выглядел озадаченным:

— Не знаю, сэр. Но я слышал, что многие государственные чиновники критиковали тюремное начальство за то, что оно допустило распространение болезни, помешавшей использовать заключенных на соляных копях. Между прочим, имена умерших были опубликованы — я сам их видел. И снова спрашиваю вас: какой смысл раскапывать древние скандалы? Это ничем вам не поможет. Вы ведь понимаете, что это нисколько не дискредитирует Гримо, но…

— В том-то и дело, — прервал его доктор Фелл, с любопытством глядя на него. — Я как раз хотел это подчеркнуть. Разве это может заставить человека скрывать все следы своего прошлого?

— …но это может дискредитировать Эрнестину Дюмон, — продолжал Дреймен, повысив голос. — Неужели вам не ясно, что я имею в виду? Как насчет дочери Гримо? К тому же все это копание основано на нелепой идее, будто один или оба его брата могут быть живы. Они умерли, а мертвецы не встают из могил. Могу я спросить, откуда у вас родилось предположение, что Гримо убил один из его братьев?

— От самого Гримо, — сказал Хэдли.

Какое-то время Рэмпоулу казалось, что Дреймен не понял ответа. Потом он поднялся со стула, дрожащей рукой расстегнул пальто, ощупал горло, словно ему было трудно дышать, и опять сел. Только его остекленевший взгляд оставался прежним.

— Почему вы лжете мне? — осведомился он с детской обидой в голосе.

— Это правда. Прочтите сами.

Хэдли придвинул ему записку доктора Питерсона. Дреймен протянул к ней руку, но тут же опустил ее и покачал головой:

— Мне это ничего не сообщит, сэр. Я не могу… Вы имеете в виду, что он сказал что-то перед…

— Он сказал, что убийца — его брат.

— А он говорил что-нибудь еще? — неуверенно спросил Дреймен. Хэдли не ответил, позволив работать его воображению. — Но это невообразимо! Вы намекаете, что шарлатан, который угрожал ему и которого он никогда раньше не видел, был одним из его братьев? Не понимаю. Как только я услышал, что его зарезали…

— Зарезали?

— Да. Как только…

— Гримо застрелили, — прервал его Хэдли. — Кто сказал вам, что его зарезали?

Дреймен пожал плечами. На его сморщенном лице мелькнула печальная усмешка.

— Очевидно, я никудышный свидетель, джентльмены, — спокойно сказал он. — Я из лучших побуждений сообщаю вам то, во что вы не верите. Возможно, я делал поспешные выводы. Мистер Мэнген сказал мне, что Гримо подвергся нападению и умирает и что убийца исчез, разрезав картину на куски. Поэтому я решил… — Он потер переносицу. — У вас еще вопросы?

— Как вы провели вечер?

— Я спал. Понимаете, у меня за обедом так болели глаза, что я не пошел на концерт в Альберт-Холл, принял снотворное и лег. К сожалению, я не помню ничего примерно с половины восьмого и до того, как мистер Мэнген разбудил меня.

Хэдли разглядывал его расстегнутое пальто с опасным спокойствием человека, готового к атаке.

— Понятно. Вы разделись, прежде чем лечь, мистер Дреймен?

— Разделся? Нет, только снял ботинки. А что?

— Вы покидали вашу комнату в течение этого времени?

— Нет.

— Тогда откуда у вас кровь на пиджаке? Встаньте и стойте на месте! А теперь снимите пальто.