— Почему?

— Я не спрашивал. Естественно, я предположил, что это шутка или похвальба — Бернеби смеялся, говоря об этом, и такое как раз в его духе. Но картина так долго валялась в студии, собирая пыль, что меня удивило, когда Гримо в пятницу утром пришел туда и спросил о ней.

Хэдли склонился вперед:

— Значит, вы там были?

— В студии? Да. Я заглянул туда рано — не помню, по какой причине. Гримо явился…

— Расстроенный?

— Н-нет. Скорее возбужденный. — Петтис задумался, искоса поглядывая на Хэдли. — «Где ваша картина с соляными горами, Бернеби? — выпалил Гримо, как пулемет. — Я хочу ее купить. Назовите вашу цену». Бернеби бросил на него странный взгляд, потом приковылял к картине и сказал: «Она ваша, дружище. Если картина вам нужна, забирайте ее». — «Нет, — возразил Гримо. — Я намерен ее использовать и настаиваю на покупке». Когда Бернеби назвал смехотворную цену вроде десяти шиллингов, Гримо с серьезным видом достал чековую книжку и выписал чек на эту сумму, добавив только то, что повесит картину на стене в кабинете. Он отнес покупку вниз, а я вызвал ему такси…

— Картина была завернута? — спросил доктор Фелл так внезапно, что Петтис слегка вздрогнул.

Доктор проявлял к рассказу о картине куда больше интереса и внимания, чем к тому, о чем Петтис говорил ранее. Он склонился вперед, стиснув рукоятку трости. Петтис с любопытством смотрел на него.

— Интересно, почему вы об этом спрашиваете? Я как раз собирался упомянуть о суете, которую устроил Гримо с упаковкой картины. Он попросил бумагу, а Бернеби сказал: «Где, по-вашему, я возьму такой большой лист, чтобы завернуть в него картину? К чему стыдиться ее? Несите ее так, как есть». Но Гримо настоял на том, чтобы спуститься и приобрести несколько ярдов оберточной бумаги из рулона в чьей-то лавке. Похоже, это разозлило Бернеби.

— Не знаете, Гримо отправился с покупкой прямо домой?

— Думаю, он сначала собирался вставить картину в раму, но я не уверен.

Доктор Фелл, что-то проворчав, откинулся на спинку стула и больше не задавал вопросов, несмотря на намеки Петтиса. Хотя Хэдли еще некоторое время продолжал опрос, Рэмпоулу казалось, что ему больше не удалось узнать ничего существенного. На личные темы Петтис говорил весьма сдержанно, но скрывать ему вроде было нечего. В семье и среди друзей Гримо не было никаких трений, кроме антагонизма между Мэнгеном и Бернеби. Последний питал сильную склонность к Розетт Гримо, хотя и был лет на тридцать ее старше. Доктор Гримо ничего не говорил по этому поводу — казалось, он поощряет Бернеби, хотя, насколько мог судить Петтис, не возражал и против Мэнгена.

— Но я думаю, джентльмены, — закончил Петтис, поднявшись, когда Биг-Бен начал бить десять, — вы обнаружите, что это второстепенные детали. Было бы трудно ассоциировать crime passionel с кем-либо из нашей компании. По поводу финансовой стороны дела я тоже мало что могу сообщить. Полагаю, Гримо был очень состоятельным человеком. Его поверенные — Теннант и Уильямс из адвокатской корпорации «Грейс-Инн»… Кстати, не хотите отправиться со мной на ленч в это кошмарное воскресенье? Я уже пятнадцать лет снимаю апартаменты в «Империале» по другую сторону Расселл-сквер.