– И ты ей это позволишь?

– Сейчас у меня нет другого выхода.

Елизавета удивилась, но не выдала своего удивления. Итак, он боится Марии. Впрочем, ничего странного – корону он может получить только из рук супруги; в случае развода между ним и троном встанут дети Анны.

Елизавета не могла не смириться с этим обстоятельством. И, кроме всего прочего, сейчас ей нужно было передать ему сведения, добытые у ее отца.

– Он всю ночь просидел за письменным столом, составляя отчет о последних событиях в Англии. Думаю, эта информация пригодится тебе.

Он сжал ее локоть.

– Пока что остановись у своей сестры Екатерины, – сказал он. – Я буду навещать тебя. А позже…

Она поцеловала его руку.

– Позже ты вернешься ко двору, – заключил он.

Вильгельм Бентинк получил поручение от своего хозяина.

Бентинк догадывался, для кого принц покупает бриллиантовое ожерелье, и сочувствовал принцессе: не пройдет и нескольких месяцев, а Елизавета вновь появится во дворце, сверкая драгоценностями.

Мария не знает всей своей силы; точнее, не желает знать. Елизавету она прогнала – могла бы и заставить мужа обращаться с ней не как с супругой царствующего короля, а как с полноправной принцессой.

И еще складывалось впечатление, будто она до сих пор не решила, какой тактики придерживаться. Отсюда и эти внезапные перемены в ее поведении: то – рабская покорность, то – внезапное стремление к независимости.

Что произойдет, когда она унаследует британскую корону? – размышлял Бентинк. Он знал, что этот вопрос сейчас больше всего тревожит его хозяина.

ВОПРОС ЖИЗНИ

Марии исполнилось двадцать четыре года и она была бы очень красива, если бы не ее полнота. Народ Голландии к принцессе относился с почтением; когда бы и где бы она ни появлялась, голландцы всегда отдавали должное ее обаянию и изысканным манерам. Наблюдая за Марией, многие вспоминали короля Карла и, порой находя у нее некоторые мелкие недостатки – вроде пристрастия к игре в карты, – прощали их, как прощали более серьезные проступки ее дяди.

После отъезда Анны Трелони у нее уже не было близких друзей. При всем своем уважении к принцессе, окружающие не совсем понимали ее, поэтому не пытались сойтись с ней более тесно, чем это необходимо для соблюдения этикета. В Голландии почти никогда не видели ее такой веселой и жизнерадостной, какой она была в детстве; жизнь с Вильгельмом изменила Марию. Она стала религиозна, посвятила себя английской церкви и своему мужу. Голландцы полагали, что ни одна другая женщина не могла бы питать к Вильгельму такие чувства, какие выказывала Мария, а потому ее очевидное преклонение перед супругом объясняли побочным проявлением ее религиозности.

Она знала, что Елизавета Вилльерс по-прежнему была любовницей Вильгельма. Время от времени та приходила к Вильгельму во дворец и постепенно восстанавливала утраченные позиции, на что Мария предпочитала закрывать глаза. Ни Елизавета, ни Вильгельм не упоминали о ее поездке в Англию; того недолгого отсутствия Елизаветы словно и вовсе не было.

Служанки и придворные говорили, что не понимают, как женщина с таким положением может принимать то, с чем мирится Мария; для них она была загадкой – такой же неразрешимой, какой представлялась Вильгельму.

Преподобного отца Ковела сменил преподобный отец Барнет. Вильгельм сам пригласил его; пострадавший от репрессий короля Якова, тот провел несколько месяцев в Женеве – где и получил приглашение принца Оранского переехать в Гаагу. Принца, как и принцессу, устраивали протестантские взгляды, большой жизненный опыт и волевой характер этого человека, изгнанного из Англии за непреклонность в религиозных убеждениях.