Изменить размер шрифта - +
Говорят, роды проходили при загадочных обстоятельствах и что перед самым появлением младенца Мария-Беатрис попросила задернуть шторы над ее кроватью; подозревают, что мальчик к этому времени уже находился где-то рядом с ней. В Англии накаляются страсти, Ваше Высочество.

Вильгельм послал за Марией. Когда она пришла, он сказал, что в подлоге нет никаких сомнений – король и королева обманули своих подданных, и у мальчика, которого называют принцем Уэльским, в жилах нет ни капли королевской крови.

Мария заплакала, сраженная мыслью о злодеянии ее отца, и Вильгельм предпринял неловкую попытку утешить супругу.

– Слезами тут не поможешь, – вздохнул он. – Тебе нужно справиться со своим горем.

– Вильгельм! – воскликнула она. – Без твоей помощи я не смогу справиться с ним!

Он поцеловал ее в щеку.

Поцелуй не выразил его чувств – всего лишь запечатлел их молчаливую сделку.

 

Слухи обретали реальную силу; не проходило и дня, чтобы из Лондона не прибывал гонец со свежими известиями о растущей непопулярности Якова. Епископов выпустили, но их несвоевременное заключение под стражу многократно увеличило число противников короля и королевы.

Наконец настал тот день, когда Вильгельм пришел к своей супруге. Его лицо выражало сдержанное ликование.

Он сказал:

– Мне прислали приглашение.

Мария промолчала – ждала пояснений, – и его почти никогда не улыбавшиеся губы чуть заметно скривились.

– Денби, Девоншир, Ламли, Шрусбьюри, Сидней, Рассел и епископ Лондонский. Как видишь, семеро самых влиятельных английских политиков нашего времени. Они сообщили мне, что собирают силы для военного похода… и приглашают меня срочно прибыть к ним.

– Поехать в Англию? Но, Вильгельм… Король – мой отец!

– Думаю, ему недолго осталось носить корону.

Она отвернулась, чтобы не видеть его торжествующего лица. Мелькнула мысль: я недостойна быть королевой, я всего лишь женщина.

Она вспомнила, как давным-давно отец сажал ее к себе на колени и, кто бы в это время ни входил в его кабинет, всем хвалился своей сообразительной, смышленой дочуркой. Она почти явственно услышала слова, столько раз звучавшие в детской: «Леди Мария – его любимица». И его голос: «Девочка моя, мы всегда будем любить друг друга».

И вот она стала одной их тех, кто был настроен против него. Вскоре ему предстояло узнать об этом. Сломленный несчастьями, с какими чувствами он воспримет это известие? Скажет ли: «Когда-то я всей душой любил эту неблагодарную дочь»?

Ей захотелось крикнуть: «Он мой отец, я любила его!»

Но, повернувшись, она увидела холодное лицо Вильгельма – его глаза напоминали ей об обещании повиноваться ему.

Мария-Беатрис писала своей падчерице:

«Милая Мария, я не верю в то, что ты теперь заодно со своим супругом, – ты, желавшая людям столько добра и не причинившая зла ни одному из известных мне людей. Я не верю в то, что ты могла бы держать в голове такую мысль, даже если бы речь шла о худшем из отцов, а уж тем более – направлять ее на лучшего, всегда любившего тебя и гордившегося тобой больше, чем всеми остальными своими детьми».

Могла ли она без слез читать эти строки?

«О Господи, – молилась она, – сделай так, чтобы все уладилось. Пусть мой отец осознает свою неправоту, пусть раскается в своих проступках… и пусть Вильгельм получит корону, когда мой отец с миром уйдет из жизни».

Ей было тоскливо и одиноко, как никогда прежде. Она часто вспоминала те счастливые времена, когда Джемми учил ее кататься на коньках, и другие, более поздние – когда она сидела за одним столом с Вильгельмом и преподобным отцом Барнетом, разговаривая о будущих радостных переменах в Англии, в Голландии, в семье принца.

Быстрый переход