Изменить размер шрифта - +
Его гвардейцы, совершавшие обход,
-- казалось, он расхохочется мне в лицо, --  были  принуждены задержать этих
нарушителей ночного  покоя.  Тысяча  чертей!  Вы  знаете,  что  это  значит?
Арестовать мушкетеров!  Вы были в этой компании...  да,  вы, не отпирайтесь,
вас опознали,  и кардинал назвал ваши имена.  Я виноват, виноват, ведь я сам
подбираю  себе людей. Вот  хотя  бы вы, Арамис: зачем  вы выпросили  у  меня
мушкетерский  камзол,  когда вам так к  лицу была сутана? Ну а вы, Портос...
вам такая  роскошная золотая перевязь нужна, должно быть,  чтобы повесить на
ней соломенную шпагу? А Атос... Я не вижу Атоса. Где он?
     -- Сударь, -- с грустью произнес Арамис, -- он болен, очень болен.
     -- Болен? Очень болен, говорите вы? А чем он болен?
     -- Опасаются,  что  у него  оспа,  сударь, -- сказал  Портос,  стремясь
вставить и  свое  слово.  --  Весьма печальная история:  эта  болезнь  может
изуродовать его лицо.
     -- Оспа?.. Вот так славную историю вы тут рассказываете, Портос! Болеть
оспой в его возрасте! Нет, нет!.. Он, должно  быть, ранен... или убит... Ах,
если б я мог  знать!.. Тысяча чертей!  Господа мушкетеры,  я не желаю, чтобы
мои  люди  шатались  по  подозрительным местам, затевали  ссоры на улицах  и
пускали в ход шпаги в темных закоулках! Я не желаю в конце концов, чтобы мои
люди служили посмешищем для гвардейцев господина кардинала! Эти гвардейцы --
спокойные ребята, порядочные, ловкие.  Их не за что арестовывать, да,  кроме
того, они и не дали бы  себя  арестовать. Я в этом уверен!  Они предпочли бы
умереть на месте, чем отступить хоть на  шаг.  Спасаться, бежать, удирать --
на это способны только королевские мушкетеры!
     Портос и Арамис дрожали от ярости. Они  готовы были бы задушить г-на де
Тревиля, если бы в глубине души не чувствовали,  что только горячая любовь к
ним заставляет его так говорить. Они постукивали каблуками о ковер, до крови
кусали губы и изо всех сил сжимали эфесы шпаг.
     В приемной слышали, что вызывали Атоса, Портоса и Арамиса, и по  голосу
г-на де Тревиля угадали,  что он сильно разгневан.  Десяток голов, терзаемых
любопытством, прижался к двери в стремлении не упустить  ни слова, и лица их
бледнели  от  ярости, тогда как уши, прильнувшие к скважине, не  упускали ни
звука, а уста повторяли  одно за другим оскорбительные слова капитана, делая
их достоянием  всех  присутствующих. В одно  мгновение  весь  дом, от дверей
кабинета и до самого подъезда, превратился в кипящий котел.
     -- Вот  как!  Королевские мушкетеры позволяют гвардейцам кардинала себя
арестовывать!  --  продолжал  г-н  де  Тревиль,  в  глубине  души  не  менее
разъяренный,  чем его  солдаты, отчеканивая слова и, словно  удары  кинжала,
вонзая их в  грудь  своих слушателей. -- Вот как! Шесть гвардейцев кардинала
арестовывают  шестерых  мушкетеров  его величества! Тысяча  чертей! Я принял
решение. Прямо отсюда я  отправляюсь в Лувр и подаю  в отставку, отказываюсь
от звания  капитана мушкетеров короля  и  прошу  назначить  меня лейтенантом
гвардейцев кардинала.
Быстрый переход