|
Прямо отсюда я отправляюсь в Лувр и подаю в отставку, отказываюсь от звания капитана мушкетеров короля и прошу назначить меня лейтенантом гвардейцев кардинала. А если мне откажут, тысяча чертей, я сделаюсь аббатом! При этих словах ропот за стеной превратился в бурю. Всюду раздавались проклятия и богохульства. Возгласы: "Тысяча чертей!", "Бог и все его ангелы!", "Смерть и преисподняя!" -- повисли в воздухе. Д'Артаньян глазами искал, нет ли какой-нибудь портьеры, за которой он мог бы укрыться, и ощущал непреодолимое желание забраться под стол. -- Так вот, господин капитан! -- воскликнул Портос, потеряв всякое самообладание. -- Нас действительно было шестеро против шестерых, но на нас напали из-за угла, и, раньше чем мы успели обнажить шпаги, двое из нас были убиты наповал, а Атос так тяжело ранен, что не многим отличался от убитых; дважды он пытался подняться и дважды валился на землю. Тем не менее мы не сдались. Нет! Нас уволокли силой. По пути мы скрылись. Что касается Атоса, то его сочли мертвым и оставили спокойно лежать на поле битвы, полагая, что с ним не стоит возиться. Вот как было дело. Черт возьми, капитан! Не всякий бой можно выиграть. Великий Помпей проиграл Фарсальскую битву, а король Франциск Первый, который, как я слышал, кое-чего стоил, -- бой при Павии. -- И я имею честь доложить, -- сказал Арамис, -- что одного из нападавших я заколол его собственной шпагой, так как моя шпага сломалась после первого же выпада. Убил или заколол -- как вам будет угодно, сударь. -- Я не знал этого, -- произнес г-н де Тревиль, несколько смягчившись. -- Господин кардинал, как я вижу, кое-что преувеличил. -- Но молю вас, сударь... -- продолжал Арамис, видя, что де Тревиль смягчился, и уже осмеливаясь обратиться к нему с просьбой, -- молю вас, сударь, не говорите никому, что Атос ранен! Он был бы в отчаянии, если б это стало известно королю. А так как рана очень тяжелая -- пронзив плечо, лезвие проникло в грудь, -- можно опасаться... В эту минуту край портьеры приподнялся, и на пороге показался мушкетер с благородным и красивым, но смертельно бледным лицом. -- Атос! -- вскрикнули оба мушкетера. -- Атос! -- повторил за ними де Тревиль. -- Вы звали меня, господин капитан, -- сказал Атос, обращаясь к де Тревилю. Голос его звучал слабо, но совершенно спокойно. -- Вы звали меня, как сообщили мне товарищи, и я поспешил явиться. Жду ваших приказаний, сударь! И с этими словами мушкетер, безукоризненно одетый и, как всегда, подтянутый, твердой поступью вошел в кабинет. Де Тревиль, до глубины души тронутый таким проявлением мужества, бросился к нему. -- Я только что говорил этим господам, -- сказал де Тревиль, -- что запрещаю моим мушкетерам без надобности рисковать жизнью. Храбрецы дороги королю, а королю известно, что мушкетеры -- самые храбрые люди на земле. |
