Что ж, решил киммериец, поглядывая на своего нанимателя, совсем неглупая мысль пришла в эту голову под белым атласным тюрбаном! Спустить льва на стаю шакалов с гнусной гиеной во главе! Завтра об этом примутся толковать во всех шадизарских тавернах да кабаках, по всем базарам, лавкам и постоялым дворам, в каждом притоне воровского квартала! Всяк узнает, что благородный Пириф Флам нанял для охраны Неутомимого двадцать сагаровых ублюдков, а купец Хирталамос доверил свое сокровище всего лишь одному человеку - Конану из Киммерии!

    Один против двадцати! Ха! Ради такого развлечения стоило постеречь три ночи хирталамосов курятник! Даже два курятника - с курами и с купеческими женами! Но, само собой, за хорошие деньги!

    Конан еще раз подмигнул петуху, взиравшему на него с прежней яростью и подозрением, и сказал:

    – Ладно! Я согласен, достопочтенный. Теперь поговорим о плате.

    – Пять золотых в ночь, - быстро произнес купец.

    – Хмм… Десять!

    – Десять… Большие деньги, сын мой! Дорого!

    – Милость Митры стоит дороже.

    – Тут ты прав, - Хирталамос на мгновение призадумался, улыбаясь каким-то своим мыслям, потом решительно взмахнул рукой: - Хорошо, пусть будет десять!

    – И еще по десять за каждую голову, если мне придется поработать мечом. Десять монет за одного мерзавца из шайки Сагара - вполне приемлемая цена, клянусь Кромом!

    – Согласен, - сказал Хирталамос, тяжко вздохнув.

    – Еще - кувшин вина в ночь. Аргосского!

    – В вине недостатка не будет. А прикажу слугам.

    – Прикажи. Теперь насчет денег…

    – Что насчет денег? - встрепенулся купец.

    – Половину - вперед, - уточнил Конан.

    Хирталамос, сдвинув тюрбан на лоб, почесал в затылке.

    – Половина - это сколько, сын мой?

    Теперь задумался Конан, погрузившись в сложные расчеты.

    – Ну, двоих-то я всяко уложу, - сказал он наконец. - Так что с тебя, почтенный, двадцать пять кругляшей.

    Они ударили по рукам и направились к дому, провожаемые воинственными воплями офирских петухов. Когда Конан шагал мимо женского покоя, шелковые шторы чуть раздвинулись, и три пары прелестных очей впились в его лицо. У белокурой Лелии глаза были голубыми, как летнее небо над Гандерландом; у черноволосой То-Ню - темными, словно кхитайский агат; что касается рыжей Валлы, местной заморанки, то очи ее сияли чистым изумрудом.

    Конан хмыкнул, подумав, что в сей курятник тоже стоит заглянуть. Ночи в Шадизаре были долгими, и он надеялся, что поспеет повсюду.

    Много ли времени нужно льву, чтоб выпустить кишки двадцати шакалам?

    * * *

    Тем же днем, ближе к вечеру, киммериец сидел в таверне Абулетеса за кружкой кислого вина.