Справа метнулись тени - одна, другая, третья… Восемь призраков в темных плащах пробирались через сад, ступая неслышно, двигаясь с настороженной стремительностью профессионалов; лица их скрывали капюшоны, кривые заморанские кинжалы поблескивали в руках. Конан, видевший в темноте, как кошка, заметил, что трое или четверо несут дротики. Это было самым неприятным; сам он мог увернуться от летящего копья, но от Великолепного не стоило ожидать такой же прыти.

    Слева, от восточной стены, тоже донесся тихий скрежет; значит, люди Сагара пытались обложить добычу с обеих сторон. Конан решил, что медлить более нельзя. Привстав на колене, он быстро метнул оба ножа, целясь в дротиконосцев; затем бросил еще два - те, что торчали за поясом. Несмотря на темноту, каждый клинок разыскал чью-то спину или шею: четыре фигуры в просторных плащах будто сломались, сложились пополам и исчезли. Киммериец расслышал только слабые стоны да всхлипы - последнее стенание душ, отлетавших на Серые Равнины, в царство Нергала.

    Выскочив из-за куста с обнаженным клинком, он обрушился на оставшуюся в живых четверку. Крепкие мышцы и длинный тяжелый меч давали ему неоспоримое преимущество, однако противники были ловки и сражались с яростью попавших в ловушку шакалов. Двое, размахивая кривыми кинжалами, сдерживали натиск киммерийца; двое других обошли его слева и справа, и, не вступая в схватку, шарили под плащами. Сообразив, что у них тоже есть метательные ножи, Конан рухнул на землю. Над ним что-то свистнуло; мгновенно вскочив, он сильным ударом рассек череп одного бандита и отпихнул ногой другого.

    Ночь наполнилась звоном стали, тяжким дыханьем сражавшихся, шарканьем ног и треском сломанных ветвей. Однако киммериец и его враги молчали; не в обычае мастеров воровского ремесла испускать боевые вопли. Схватки их была не сражением воинов, а поединком бандитов, предпочитавших мрак и тишину; они сражались не ради чести и славы, а за добычу.

    В доме, тем не менее, переполошились. Мелькнул свет, на террасу выскочили два престарелых прислужника Хирталамоса с дубинками и факелами в руках; освещенные пламенем, они представляли собой отличные мишени. Конан не рассчитывал на их помощь, срубив еще одного бандита, киммериец стремительно вращал меч над головой, выбирая новую жертву.

    В пылу сражения он не сразу заметил, что его оттеснили от калитки. На пять-шесть шагов, не больше, но этого хватило, чтоб две тени в широких плащах, возникшие слева, под восточной стеной, успели проскользнуть в загон. Сообразив, что любое число поверженных бандитов не компенсирует гибели петуха, Конан впервые подал голос. Рык его разорвал ночную тьму, и враги испуганно присели; последнее, что удалось им увидеть, - искаженное яростью лицо киммерийца, львиную гриву его волос, кровавые сполохи на клинке огромного меча. Затем все кончилось: две головы глухо стукнули о землю, две души улетели в вечный сумрак Серых Равнин.

    Но был еще двое! Почти у самого входа, под факелом, торчавшим над воротами!

    Снова взревев, Конан метнул свой меч и в один гигантский прыжок очутился у калитки. Рука сама нащупала веревку, сверкнуло отточенное лезвие крюка, свистнула холодная сталь… Последний бандит молча рухнул у самого порога; крюк, словно огромная крабья клешня, засел у него в затылке. Его приятель, пораженный мечом в бок, еще корчился; Конан добил его одним ударом, вогнав меч поглубже.

    Затем он вытер лезвие о плащ покойника и принялся собирать свои ножи и стаскивать трупы в одно место, укладывая их рядком вдоль изгороди.