Увидев в глазах Адама нескрываемую нежность, девушка почувствовала непреодолимое желание свернуться клубочком у него на коленях и тесно прижаться к его груди. Чтобы удержаться от соблазна, Женевьев отодвинулась и сказала:

— Одиноких людей очень много, поэтому перестань смотреть на меня… такими глазами. Ты хочешь дослушать до конца или нет?

— Да, я хочу дослушать до конца.

Адам ласково погладил ее по руке. Ей так не хотелось, чтобы он убирал ладонь, но, как только она об этом подумала, он снова положил свою руку на колени.

— Получив известие о смерти матери, я решила ехать домой, и Эзекиел стал запирать меня в комнате. Я слышала, как он говорил Льюису, что я его кусок хлеба. Это было ужасное время! Смерть мамы все перевернула во мне. Я поняла, что моя мечта — совершеннейшая глупость. Я больше не хотела ни славы, ни успеха. Я подумала об отце, вспомнила его слова о том, что талант можно направить во благо и во зло, и сделала выбор: решила петь за деньги только тогда, когда не будет выхода.

— Ты пела в салуне за деньги.

— Да, но вовсе не для того, чтобы потешить свое тщеславие. И потом я пела только гимны. Нам нужны были деньги на еду и на кров.

— У тебя почти пять тысяч долларов, — напомнил он.

— Но это не мои деньги… Они принадлежат преподобному Корриману и семьям, которых он везет на поселение.

Адам кивнул, он все понял.

— Расскажи, как тебе удалось забрать деньги у Эзекиела.

— Однажды днем, когда мы были в Новом Орлеане, я сидела в саду.

— Где были твои охранники?

— В тот день за мной следил Лыоис. Я дала ему запереть себя в комнате, а потом осторожно выбралась через окно и убежала в сад при церковном дворике. Так вот, я слышала, как Эзекиел хвастался, что он собрал больше четырех тысяч долларов и ни цента не думает отдавать Томасу Керриману.

— И что на это ответил Томас?

— Он пригрозил обратиться к властям. Эзекиел рассвирепел. Он заорал, что убьет Томаса, если тот скажет кому-нибудь хоть слово, что ему уже случалось убивать и ему это раз плюнуть. Тут выскочили Лыоис и Херман, напали на Томаса и повалили на землю, а потом Эзекиел подбежал и принялся пинать его ногами. От испуга я даже не могла закричать. Опомнившись, я бросилась было разнимать их, но, к счастью, подоспели другие. Лыоис и Херман удрали, а Эзекиел, высокомерный, как всегда, спокойно повернулся и не спеша пошел к церкви.

— Тогда ты и решила забрать у него деньги?

— Да. Я пошла в его комнату и нашла их под матрасом. Глупец, он спал на них каждую ночь! Я положила деньги в сумку и сбежала.

— В Роуз-Хилл?

— Нет. Томаса забрали в больницу, поэтому я некоторое время скрывалась в Новом Орлеане, ожидая, когда он выйдет оттуда, чтобы передать ему деньги. Я не посмела навестить Томаса, опасаясь, что за ним следят люди Эзекиела, Но наконец я набралась храбрости, прокралась ночью в больницу и узнала, что Керриман уже уехал в Канзас.

— Именно туда ты и направляешься?

— Да, — ответила Женевьев. — Из Нового Орлеана я собиралась прямиком отправиться на поселение в Канзасе, но меня беспокоил Эзекиел. Ведь я стала невольной свидетельницей его гнусного нападения со своими подручными на Томаса, видела, как Керримаиа били,и он наверняка догадался, что деньги взяла именно я, и понял, с какой целью.