Я сознался ему, что готов все забыть, все простить, лишь бы еще раз увидеть эту женщину, что готов даже вынести все мучения, какие он может придумать, только бы снова обнять ее.

Старик улыбнулся и сказал:

"Ты мой! Выбирай же несметное богатство на всю жизнь, или минутное счастие обладать этой женщиной…

Я согласился на…"

Горбун остановился; в эту минуту он заметил, что Сара, спустив свои ножки с кровати, внимательно слушала его.

– На что же ты согласился? – с любопытством спросила она.

– На последнее! – отвечал горбун и продолжал:

– "Если так, сказал мне старик, то ты подвергнешься испытанию…" Но тут грянул гром и старик исчез…"

Едва успел договорить горбун, как порыв ветра, который давно уже бушевал на дворе, ворвался в комнату, распахнул занавески у кровати, погасил огонь, зашумел бумагами, лежавшими на столе, застучал ставнями. Молния осветила комнату… Сара приподнялась, вскрикнула и без чувств упала на подушки.

Глава VI

Наутро горбун пропал из дому; все всполошилось. Сара скучала о нем и рассказывала всем, что она собственными глазами видела старика с заступом. Два дня пропадал горбун, на третий день вечером явился. Он был худ, глаза его ввалились, волосы были всклокочены, платье изорвано. Молча пришел он в свою комнату и заперся в ней. Сару тотчас же известили о возвращении его и состоянии, в котором он находился. Наутро горбун уже был одет и причесан по-прежнему, только судорожная дрожь подергивала его. Ни ласками, ни угрозами Сара не могла выведать у него причины трехдневного бегства, он повторял одно:

– Это моя тайна!

С этого дня горбун начал возбуждать в Саре ревность к ее мужу, который продолжал кутить и играть то с разгульными деревенскими соседями, то в ближнем губернском городе.

Старуха Бранчевская захворала. Сара вдруг изменилась к ней: она усердно ухаживала за больной, и свекровь, умирая, благословляла свою невестку за попечение о ней. Сара была тронута смертию свекрови, которая в последнее время уже ни во что не входила и не мешала ей делать, что вздумается, да и Сара, утолив первую жажду властолюбия, давно уже поугомонилась: они могли жить мирно. Поплакали, поскучали и вскоре, как водится, забыли старуху Бранчевскую.

Оставшись полными хозяевами своей воли и своих доходов, молодые Бранчевские начали жить еще роскошнее и безрасчетливее; долги быстро росли; но ни муж, ни жена не обращали внимания на советы и предостережения горбуна. Впрочем, он сам иногда подавал Саре мысль затеять какое-нибудь празднество, стоившее огромных денег.

У Сары явились прихоти и капризы, еще страшнее прежних. Она, как ребенок, бегала, прыгала и безумно скакала верхом. Надев амазонку, перекинув через плечо ружье, Сара с толпою гостей и слуг отправлялась на охоту. Ее звонкий смех далеко разносился по лесам и полям.

В такие дни горбун заранее уезжал на беговых дрожках в лес и оттуда следил за Сарой, не показываясь ей.

Раз на охоте Сарой овладела какая-то дикая, необузданная веселость; глаза ее как-то страшно блестели, звонкий, радостный смех не умолкал. Если лошадь горячилась под кем-нибудь из гостей, Сара с наслаждением следила за возрастающей ее горячностью и, казалось, с нетерпением ждала минуты, когда лошадь сбросит своего всадника.

Наконец она начала горячить свою лошадь; окружающие уговаривали отважную всадницу, но это только разжигало ее; она заставляла свою лошадь делать отчаянные прыжки при общих восклицаниях ужаса.

– Сара, ты дурачишься! – сказал муж, подскакав к ней.

– Я вам не мешаю дурачиться и прошу вас оставить меня в покое, – отвечала она.

– Нет, я тебе не позволю! – сердито возразил муж и хотел удержать за повод ее лошадь.