В этот момент в окно врывается шум подъехавшей машины, и через пару минут в штабе появляется майор Мельниченко.
— Товарищи командиры! — командует Иванов. — Товарищ майор, штаб группы Иванова проводит анализ обстановки!
— Товарищи командиры, продолжайте работу! Чтобы не мешать, мы с вами, товарищ инженер-майор, побеседуем на улице, — говорит Мельниченко, здороваясь за руку с Ивановым и Еремеевым.
Выйдя в небольшой садик за домом, майоры закуривают.
— Ну, рассказывай о вчерашнем, — требовательно говорит Мельниченко после первой затяжки.
— Нечего особо рассказывать. Немцы непуганые были, оборона хлипкая. Нашего наступления либо не ожидали, либо недооценили. Неплохо поработала авиация, подавила артиллерию в начале и во время третьей немецкой контратаки. Прорвали мы их первую линию с ходу, а второй-то и не было. Готовились дальше наступать, ирои. Ну, мы готовность им понизили. Они молодцы, быстро сориентировались, пытались организовать оборону, подтянули резервы и даже танки и самоходки, примерно роту. Мы по плану притворно отошли, заманили их в огневой мешок, затем опять атаковали. Но они упорные оказались, еще два раза пытались контратаковать, вторую мы встречной контратакой отбили, а третью, как я уже говорил, авиация помогла отбить.
Наши недостатки: нужны бронированные подвозчики боеприпасов, чтобы прямо в ближних тылах снаряды пополнять, артиллерия плохо ведет контрбатарейную борьбу, десантники теряют взаимодействие с танками в ходе боя. Да, забыл, и РСН пора включать подиапазонно, флажки в атаке никто не видит. Надо давить только немецкие диапазоны, иначе нам плохо будет.
— Понятно, — Андрей обдумывает услышанное, потом бросает недокуренную папиросу — Ладно, это учтем. Плохо другое. Конников командование куда-то перенацелило, нам даже не сообщили. Связи с армией по радио нет, похоже, немцы глушат. Вот такие пироги. Фрицев на том участке теперь мотострелки будут сдерживать, я им последний резерв отдал, учебную роту и батарею пехотных орудий. За твоей группой — правый фланг. Попробую командира сто тридцать второй уговорить, чтобы батальон нам один отдал.
— Подожди-ка, а ей не Бирюзов командует? — спрашивает оживившийся Сергей.
— Он, поэтому и надеюсь, что даст, и за левый фланг спокоен. Там неплохо Сидков воевнул вчера, охранение сбил и до тылов добрался. Немецкие чмошники по лесам теперь бегают… Но учти, командир толковый, а пехота все равно обычная, сам понимаешь.
— Ясно, понятно, что я, про сорок первый не читал, что ли. Учтем.
— Ладно, поеду. Ты давай держись. Мой порученец сводку с обстановкой штабистам уже отдал, так что думайте. Да и не рискуйте особо, помните…
— Ну, Андрей, ты что? Устал?
— Есть немного. Дом вспомнил…
— А…
Немного помолчав, друзья крепко пожимают друг другу руки и расходятся. Иванов не торопясь идет в дом, посторонний наблюдатель заметил бы, как изменилось его лицо. Теперь оно выглядит как у тяжелораненого, стремящегося скрыть боль. Но в помещение входит уже прежний Иванов. Он деловит и спокоен, готов, как говорится, к труду и обороне.
Начинается обычная штабная работа. Сроки, рубежи, состояние техники, боекомплекты. Писарь усиленно строчит необходимые приказы, рядом двое — лейтенант и сержант, — склонившись над столиком, рисуют сетевой график взаимодействия, иногда уточняя детали у Еремеева или Кузьмина.
Поговорив с начштаба о поставленной задаче, Сергей уходит из штаба. В пятистах метрах от штаба, укрытый несколькими деревьями и самодельной маскировочной сетью, стоит «Рыжий». К нему и идет инженер-майор.
Подойдя поближе, Сергей замечает бегущего вокруг танка Сему, за которым с криком: «Ну погоди!» — гонится Кузьма, отставая от быстроногого Бридмана метров на пять. |