Едва мы с Андреем начинаем чихвостить это чудо, гордо несущее нам навстречу обмотанную белым бинтом голову и руку, как откуда-то внезапно появляется Елена и запрещает нам «нервировать раненого бойца». Приходится извиняться перед нашим доктором и идти по своим делам. Андрей уходит в штаб, расположившийся на восточном берегу реки, в домике обходчика. А я иду к танкам и застреваю там почти до вечера. Даже стрельба на восточном берегу почти не воспринимается…
Все же дырку в «трешке» нам удается заделать полностью, благо она совсем небольшая, миллиметров восемь в диаметре. Получается, что в нас попали из противотанкового ружья. Пока мы делаем профилактику танкам, я пытаюсь припомнить характеристики таких ружей. Похоже, «трешку» могли поразить либо из чешского, но оно начало выпускаться в конце года, либо из трофейного польского. Скорее всего, это был именно трофейный польский «Ур».
А вот кое-кого из конструкторов я бы все же расстрелял из того же «Ура». Особенно за фрикционы и гусеницы. Надо как-то этого, как его, Шамшурина отыскать. Помню, что он нормальную коробку передач для KB предлагал… Мечты, мечты… кто нас с фронта отпустит и куда? Разве что в знаменитое задание «Госужаса», а там, боюсь, не только Шамшурина, но и друзей уже не увидишь.
Едва заканчиваю возню с танками и сажусь за принесенный Кузьмой котелок с кашей и смальцем, как меня вызывают в штаб. Черт, а жрать-то охота… Беру котелок с собой и, недовольно вспоминая всех родственников немцев и нашего командования, а также их противоестественные сексуальные связи, бреду через мост. Часовой, узнавший меня, пропускает без оклика, за что получает втык. Нет, ну объясняешь, объясняешь…
— …Пусть хоть сам товарищ Сталин проходить будет, ты обязан остановить и проверить! Понял?
Дождавшись утвердительного «Так точно!», иду через мост. Вот это мы в них все же вбили, хотя Скрипченко до сих пор иногда морщится от наших старорежимных замашек. Ну что это за боец, когда он на приказ с ленцой так отвечает «да» или «нет». Дисциплина начинается с мелочей. Часовой на восточном берегу бдительней и окликает меня заранее. Услышав ответ и приказав осветить лицо, что я и делаю, выйдя в круг света небольшой висящей сбоку лампы, он внимательно осматривает меня и затем пропускает. Настроение немного поднимается.
Вхожу в штаб и сразу натыкаюсь взглядом на незнакомого командира… Тэк-с, капитан, судя по знакам различия. С ним еще один, тот скромно держится в сторонке. Ага, младшой, понятно. В углу два незнакомых солдата уплетают из котелка кашу. Невольно сглатываю слюну. А народу-то! Все собрались, даже Кравцов здесь. Похоже, с нашими мы встретились. Интересно, надолго? И как к «линии Сталина» отступать будем, вместе или растащат по частям? Но твердо знаю одно — разоружить себя, как симоновские герои, не дам. Пошли они…
— Знакомьтесь, товарищ капитан. Мой начальник штаба и зампотех, военинженер 2-го ранга Иванов, — представляет меня Андрей.
— Рад знакомству. Капитан Таругин Кирилл Григорьевич.
Жмем друг другу руки. Хм, чем-то он мне сразу становится симпатичен. Младшего лейтенанта представляют как Сергея Олеговича Сергеева. Приношу извинения и быстро доедаю кашу. Вкуса уже не ощущаю — не до того…
Почти до полуночи совещаемся, а потом на местности уточняем линию обороны, хотя капитан и предупредил, что наступление наших отвлекающее и, по имеющимся сведениям, уже получен приказ отводить части фронта на линию укреплений старой границы. Стараюсь не показать, что это для меня не новость. Читал в свое время об этом приказе Кирпоноса, читал. Не уверен, что он был правильный, но ход рассуждений командующего понятен. После неудачных контрударов так хочется спрятаться за что-то прочное и «нерушимой стеной, обороной стальной»… Только вот из чего стену-то составлять? Из остатков дивизий и старых, не выдерживающих обстрела современной немецкой артиллерии дотов? Невольно улыбаюсь, вспомнив визги о подрыве этих укреплений накануне войны из книги Резуна. |