Тэк-с, сейчас подумаю. Нет, позиция уж слишком хороша, подождем, когда поднимутся в атаку.
— Андрей, думаю, пока стрелять не будем. Пусть в атаку пойдут. А вот батарее пора бы и ответный огонь открыть.
— Передал уже. Сейчас уточнят данные.
Так, вот и ответный огонь, похоже. Где-то в районе рощи, за которой мы перед атакой укрывались, вижу какой-то дым. Попали, что ли?
Вот и немцы в атаку пошли. Нагло, во весь рост. Эсэсовцы, ёптыть. Непуганые…
Пора…
— Ориентир четыре, правее три, шрапнель, трубка пятнадцать! Огонь.
Отлично накрыли! Теперь спеси поубавится. Ага, вот и еще один из броневиков загорелся — или Рогальчук, или Махров на ять сработали. Да, это вам не во фланг атакующей без пехоты советской танковой дивизии наступать, как в реальности было.
— Что ты говоришь, Андрей?
— Меняй позицию, на правом фланге туго.
— Понял. Кузьма, поехали. Сема, связь с Махровым!
Да, такого я не ждал… Приехали, ё… через коромысло. «Не использовали немцы французские танки, не использовали». Нет, они на них любовались, ё… Хотя как они у СС оказались? АХЗ… Ползут гады… Пять «Сомуа» и три «Рено», еще один «Сомуа» весело дымит, похоже, подорвавшись-таки на мине. Жаль, что мин мало. А пушек на этом фланге у нас вообще нет. Просчитались. Так! Вот и пехота…
Что это… Бл… Даже Б-1, что ли? Вместе с пехотой ползет, чудо-юдо французское. А артобстрел-то какой! Тот, что до этого был, так, семечки…
Мрак… И в тот момент слышу в наушниках Сему… вот уж от кого не ожидал:
— Здесь птицы не поют,
Деревья не растут…
— И только мы плечом к плечу врастаем в землю тут, — подхватывает Андрей.
— Что это? — слышу шепот кого-то из экипажа и подхватываю вместе с остальными:
Горит и кружится планета,
Над нашей Родиною дым.
Так, значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех, мы за ценой не постоим!
— Держись, славяне! — кричит Андрей. — Мы русские, мы выдюжим!..
— По танку, осколочно-фугасным, установка на фугас. Ориентир двенадцать, лево шесть, ближе один… Наводить под башню! Огонь!
— Есть! Всосал гадюка! Смотри, как перевернуло!
— По пехоте осколочным!
Дальнейшие полчаса сливаются для меня в единую какофонию криков, рева мотора, треска пулеметов и солидного размеренного грохота орудия нашего «Рыжего». Один раз немцы почти врываются в окопы, но мы проходим сбоку, не обращая внимания на удары от снарядов немецких тридцатисемимиллиметровок, и давим, давим, давим, добавляя огоньком всех трех дэтэшек… Молю бога только об одном — лишь бы не попали в гусеницы…
Внезапно все стихло, и только рев мотора еще некоторое время терзает мой слух. Укрываемся в заранее отрытый капонир… Вылезаю, вдыхаю такой чистый, пьянящий, как молодое вино, воздух… и только сейчас понимаю, как изменилось все вокруг. Догорают немецко-французские танки, дымят вторично подожженные остатки домов и станционных сооружений, а справа на поле чадит… Господи, как же так?.. Наша «трешка»… Линии окопов, ранее почти незаметные на фоне травы, сейчас выделяются из-за огромного количества воронок вокруг, иногда накрывающих сами траншеи. Слышны стоны раненых, особенно громкие на фоне наступившей тишины…
На месте домика обходчика догорают развалины…
Оглядываюсь на «Рыжего»… Да. |