Собственное могущество на мгновение опьянило его. На глаза, при мысли о таком торжестве, навернулись слезы.
Незнакомец наконец остановился.
И с первых слов, с первой же фразы оба пришли к самой сути дела.
— Завтра — 22 августа. Письма должны быть опубликованы завтра, не так ли?
— Нынешней же ночью. Два часа спустя мои друзья должны доставить в «Большую газету» не самые письма, а точный список этих писем, согласно примечаниям великого Германна.
— Этот список не будет представлен.
— Не будет.
— Вы вручите его мне.
— Он будет вручен ваше… в ваши руки.
— А также все письма.
— А также все письма.
— Ни одно не будет при этом сфотографировано.
— Ни одно не будет сфотографировано.
Голос незнакомца был спокоен; в нем не было ни малейшей просительной нотки, но также ни легчайшего повелительного акцента. Он не спрашивал, не приказывал: он просто перечислял будущие поступки Арсена Люпэна. Так оно должно быть. И так оно будет, какими бы ни были требования Арсена Люпэна, какую цену он ни назначит за эти действия. Любые условия считались заранее принятыми.
«Черт возьми, — подумал Люпэн. — Это сильный игрок. Если он обратится к моему великодушию, я пропал».
Тональность, в которой был начат разговор, ясность речей, обаяние, исходившее от голоса и манер посетителя — все это очаровывало его. И он напряг всю волю, чтобы не лишиться преимуществ, которые дались ему с таким трудом.
Незнакомец тем временем продолжал:
— Вы прочли эти письма?
— Нет.
— Но кто-нибудь из ваших людей их прочитал?
— Нет.
— Так что же?
— Так вот, у меня есть список примечаний великого герцога. Кроме того, мне известен тайник, в который он положил все бумаги.
— Почему же вы их еще не забрали?
— Тайна этого места мне стала известна лишь недавно, в тюрьме. Мои друзья теперь в пути.
— Замок охраняется: две сотни самых надежных из моих людей занимают его в эти дни.
— Десяти тысяч — и того было бы мало.
Подумав еще, посетитель спросил:
— Как же вы узнали секрет?
— Я его разгадал.
— Но у вас были другие сведения, какие-нибудь подробности, не обнародованные газетами?
— Никаких.
— Однако, по моему приказу, замок обыскивали четыре дня…
— Шерлок Холмс плохо искал.
— Ах! — сказал незнакомец, словно про себя. — Все это странно… Очень странно… И вы уверены, что ваше предположение не ошибочно?
— Это не предположение. Это — точное знание.
— Тем лучше, тем лучше, — прошептал посетитель. — Спокойствие наступит лишь тогда, когда эти бумаги перестанут существовать.
И, резко остановившись перед Люпэном, спросил:
— Сколько?
— Чего? — отозвался Люпэн, несколько сбитый с толку.
— Сколько — за эти бумаги? Сколько — за секрет?
Он ждал, что будет названа сумма. Наконец, предложил сам:
— Пятьдесят тысяч? Сто тысяч?..
И, поскольку Люпэн молчал, добавил с некоторым колебанием:
— Еще больше? Двести тысяч? Пусть так. Я согласен.
Люпэн улыбнулся и тихо произнес:
— Весьма достойная сумма. Не следует ли, однако, предположить, что некий государь… Скажем — король Англии, дошел бы и до миллиона? Будем говорить откровенно.
— Думаю, что да.
— И что эти письма, в глазах государя — не имеющие цены, что они стоят и двух миллионов, точно так же, как и двухсот тысяч франков?. |