– Я-то уж простил тебя и рад бы сейчас подать тебе руку, да, вишь, не достать: отбежал ты больно Далеко. Одно теперь, дружище: молись Богу и кайся!

– Каюсь я, миленький мой, ах, как каюсь! Будь они прокляты, трижды прокляты, искусители окаянные!

А меня, вишь, за них Господь карает… Ой-ой, тону! Совсем тону?..

Над изумрудною поверхностью цветущего болота виднелись только взъерошенная голова и две приподнятые руки. В это время Курбский заметил около себя и пана Тарло, который молча подал ему слетевшую с него от пули Юшки шапку. Тонущий также увидел вновь подошедшего и взмолился к нему, как к последнему якорю спасения:

– О, пан! Ясновельможный пан! Хошь ты-то выручи! Оба же мы равно грешны, оба поджигали…

– Что он брешет такое? – обратился озадаченный Курбский к пану Тарло.

– Лгун бесстыжий! – вспылил тот и выхватил из-за пояса пистоль. – Заткнуть тебе лживую глотку…

Курбский, однако, вовремя остановил его руку.

– Не троньте его, пане! Не видите разве, что сам Небесный Судия вершит над ним свой высший суд?

– Не троньте его, пане! Сам Небесный Судия вершит над ним свой высший суд?

Еще минута – и без умолку вопивший утопленник мгновенно затих: болотная гуща дошла ему до губ; а там не стало видно уже ни головы, ни рук: осталась прежняя ровная, красиво зеленеющая поляна, и только со средины ее обманчивой поверхности доносилось еще бульканье, как бы от пускаемых пузырей.

– Засосало… – прошептал про себя Курбский, набожно обнажил голову и перекрестился. – Упокой Господь его душу!

Пан Тарло был, по-видимому, также потрясен и стоял в безмолвном раздумье.

– Что же, пане? – обратился к нему Курбский. – Теперь, коли угодно, я опять к вашим услугам. Только отойдемте дальше: здесь, воля ваша, не место…

Пан Тарло, как большинство его единоверцев, был суеверен, а потому и фаталист. Он сам же первый миролюбиво, с некоторою разве театральностью, протянул Курбскому руку.

– Божественный Промысл явно хранит вас, любезный князь, сказал он. – Он отвел от головы вашей руку убийцы, а самого убийцу тут же смерти предал. Жизнь ваша, стало быть, еще нужна Ему, и рука моя, конечно, уже не поднимется на вас, если вы только не станете сомневаться в моей храбрости…

– О, нет, пане! – отвечал Курбский, искренне пожимая поданную ему руку. – О храбрости пана Тарло я столько наслышан, что завидовал бы вам, кабы сам ведал, что такое страх. Еще раз, впрочем, приношу вам повинную: погорячился я давеча…

– Ну, и ладно, и будет! – перебил его окончательно примиренный противник; по польскому обычаю обнял его обеими руками за плечи и троекратно приложился надушенными усами к его щекам.

Надо ли прибавлять, что по возвращении к привалу, они осушили по доброму кубку. Для остальных охотников, по-прежнему пировавших, рассказ пана Тарло о последних минутах Юшки был только как бы эффектной трагической интермедией среди целой серии собственных их комических былей и небылиц из охотничьей жизни.

Часть третья

Брачный венец

Глава тридцать первая

Панна Марина танцует менуэт

В начале XVII века Самбор, хотя и сплошь почти деревянный, был несомненно одним из лучших городов прикарпатской Руси.