Казначеи сволакивали ближе к люкам
железные сундуки с золотом и деньгами — тоже для затопления. Все эти необходимые
церемонии проделывались без суматохи, никого, не пугая... Война есть война!
На мостике тревожно спал адмирал Рожественский; тяжелые веки его глаз иногда
поднимались, глаза оглядывали горизонт, он снова задремывал, склоняя на грудь
белую голову.
— Орите потише, — просили офицеры сигнальщиков.
На рассвете с «Авроры» заметили белый стремительный корабль, сказочно
пролетавший через хмурую мглу; его привлек яркий свет, исходивший от
госпитальных судов, и он не был задержан кораблями эскадры для проверки.
— Очевидно пассажирский, — гадали на «Суворове».
Македонский шепотом подсказал Игнациусу:
— Это был их крейсер «Синано-Мару»... Все! Да, теперь все. Они открыты, они
разоблачены. Над «Суворовым» взвились флаги: ГОТОВНОСТЬ К БОЮ.
— А что эти плавающие дворцы медицины? — спросил адмирал раздраженно. — Или для
них закон не писан?
Рожественский не запретил яркое освещение «Костромы» и «Орла», но велел
госпиталям идти в отдалении. Стучащие аппараты «Слаби-Арко» вытягивали из себя
длинные бумажные ленты, на которых молоточек выбивал одно и то же сочетание:
«ре-ре-ре-ре...» — очевидно, Того давал позывные какого-то своего корабля.
Радиотелеграфисты ругались:
— Какой уж час он, паразит, одно и то же колотит... Коковцев спустился в
кают-компанию броненосца, там, на диванах, даже не скинув обуви, в походных
тужурках подремывали артиллерийские офицеры — лейтенант Богданов и мичман
Кульнев.
— Господа, чего вы тут кейфуете?
— Я заведую подачей из погребов, — объяснил мичман.
— А я с ближних плутонгов, — ответил лейтенант. — Если что брякнет, мой пост
рядышком. Не волнуйтесь.
Коковцев и не думал волноваться. Он-то знал, какую скорость может развить
человек на трапах и в люках, когда его призывают на боевой пост колокола
громкого боя.
— Тогда и я прилягу, господа, вместе с вами...
За бортом тихо шелестела вода океана. Неожиданно для себя Коксзцев крепко уснул
и был пробужен радостным перезвоном бокалов. Он открыл глаза и сел на диване.
Кают-компания была переполнена офицерами разных возрастов и рангов, вестовые с
азартом открывали шампанское.
— Что празднуете, господа? — спросил Коковцев.
— Японский крейсер. По правому траверзу. Видите?
— Тогда налейте и мне, господа!
— Эй, чистяки! Бокал господину флаг-капитану...
Старший офицер Македонский чокнулся с Коковцевым:
— Кажется, вровень с нами шпарит «Идзуми». Врезать бы ему хорошего леща под
винты, чтобы отлип от славян. А то ведь он все уши прозвонил Того своими
сигналами...
Серенький рассвет не спеша разгорался над океаном.
— А где мы сейчас идем? — зябко поежился Коковцев.
— Идем к Цусиме... прямо через воронку! Буль-буль...
Откуда столько веселья, почему так радостны лица?
В дверях кают-компании появился Игнациус, укладывая в портсигар три гаванские
сигары, при этом он мрачно сказал:
— Думаю, что до конца жизни мне хватит...
Шампанское разливали чересчур щедро, брызжущее искрами вино беззаботно
проливалось на ковры, на скатерть.
— Ну, с Богом! Сейчас начнется.
— Дождались... наконец-то! — радовались мичмана.
— Господа, за прекрасных женщин, что ждут нас. Македонский призывал молодежь:
— Будем же свято помнить, что славный андреевский флаг не раз погибал в пучине,
но еще никогда не был опозорен!
Забежав в каюту, Коковцев сдернул с вешалки тужурку, глянул в иллюминатор -да,
сомнений не было, это «Идзуми». |