|
Не покидая постов, возле механизмов и пушек, матросы наспех глотали из мисок, зажатых между колен, опостылевшую баланду. Офицеры срывались по трапам в буфет, чтобы перекусить до боя, и снова разбегались по местам. Замелькали балахоны врачей и санитаров, в корабельных лазаретах противно режуще звенела их никелированная, отточенная техника. Флагманский священник Палладий обходил батареи броненосца, окропляя с метелочки фугасы, снятые с лотков электрических элеваторов. В коридоре между каютами Коковцев торопливо разминулся с Эйлером. — Трюмно-пожарный дивизион в порядке? — Да. Иду управляться. А ты, Вова? — Мое дело проще — быть у адмирала на побегушках... Эскадра уже миновала узость Корейского пролива, выстроясь в две кильватерные колонны, сбоку скользили крейсера и миноносцы, строй замыкали госпитальные суда. Поодаль из тонких «карандашей» труб отчаянно дымила плавучая мастерская «Камчатка», половину экипажа которой составляли питерские рабочие — добровольцы! Старший офицер Македонский поторапливал людей: — По местам, по местам! Того на подходе... Желтое знамя Того реяло над броненосцем «Миказа». Коковцев поднялся в боевую рубку; здесь было не повернуться от множества офицеров и кондукторов, застывших возле приборов управления и расчетов стрельбы. Очень быстро наплывали с норда дымы броненосных сил Того, Клапье де Колонг докладывал о них так, словно читал раскрытую книгу: — «Сикисима», «Асахи», «Фудзи», «Ниссин» и... — Хватит! — велел ему флагман. — Здесь все! Коковцев с особой ненавистью следил за крейсером «Идзуми», и эту ненависть разделяли сигнальщики на мостике: — С утра пристал словно банный лист и не отлипнет... Во, гадьё какое! Всыпать бы ему соли под кормушку... Слева по борту двигался «Ослябя», а там, укрывшись под накатом башенной брони, плыл в сражение его сын, его кровь, его мозг, его характер... «Господи, спаси и помилуй Георгия!» Стрелки машинных тахометров показывали шестьдесят восемь оборотов. — Тринадцать сорок пять, — доложил время флаг манский штурман Филипповский. С клацаньем упали на окна рубки броневые щитки, и Рожественский озирал противника через узкие смотровые щели: — Я не понимаю Того, что он делает? И — зачем? Взгляд на тахометры: шестьдесят восемь оборотов на винты давали лишь девять узлов. Коковцев обратился к сигнальному кондуктору: — А сколько выжимают японцы? — Кажись, шашнадцать... сссволочи! Хороши бегать. Форштевень «Миказа» крошил под собой высокий бурун. Того начинал охват головы русской эскадры — так гигантский питон боа обнимает свою жертву за глотку, почти ласково, и Коковцев ужаснулся от увиденной им картины: все это было ему до боли знакомо — японцы «ставили палочку над «Т»»! — Того делает crossing the «Т», — доложил он флагману. Идеи адмирала Макарова предстали в наглядном действии: японцы прикладывали к русским русскую же тактику. Зиновий Петрович уже почуял угрозу ведущим броненосцам, «Суворову» и «Осляби», он удачно и вовремя склонил эскадру на два румба вправо. Этим флагман избежал охвата своей «головы», но при повороте противники неизбежно выкатились килями на параллельные курсы. Сигнальный кондуктор прикинул дистанцию: — До япошек тридцать пять — сорок кабельтовых. — Алярм! — повелел Рожественский... Башни передовых броненосцев извергли пристрелочные снаряды. |
