Валентин ПИКУЛЬ. Три возраста Окини-сан
Возраст первый.
Супружеской чете Авраамовых — Эре Павловне и Георгию Николаевичу, в семье
которых уже три поколения служат Отечеству на морях
Далекие огни Иносы
Вдвоем или своим путем,
И как зовут, и что потом.
Мы не спросили ни о чем,
И не клянемся, что до гроба...
Мы любим. Просто любим оба.
Есано Акико
Это случилось недавно — всего лишь сто лет назад. Крепкий ветер кружил над
застывшими гаванями... Владивосток, небольшой флотский поселок, отстраивался
неряшливо и без плана, а каждый гвоздь или кирпич, необходимый для создания
города, прежде совершал кругосветное плавание. Флот связывал окраину со страной
по широкой дуге океанов, корабли дважды пересекали экватор. Экипажи, готовые
миновать не один климатический пояс, запасались тулупчиками от морозов и
пробковыми шлемами от солнечных ожогов в тропиках. Европа прощалась с ними в
тавернах Кадиса — теплым amontiliado в бокалах и танцами испанок под гитару.
Оторванность от метрополии была невыносимо тягостна. Город еще не имел связи с
центральной Россией, во тьме океанской пучины он выстелил лишь два телеграфных
кабеля — до Шанхая и Нагасаки. Восточный фасад великой империи имел заманчивое
будущее, но его оформление было нелегким. Дороговизна царила тут страшная.
Книжонка, стоившая в Москве полтину, дорожала в дороге столь быстро, что
попадала во Владивосток ценою уже в пять рублей. Тигры еще забегали из тайги в
город, выедали из будок сторожевых собачек, по ночам кидались на часовых у
складов, до костей обгладывали носильщиков-кули. Нищие обычно говорят: «Что бог
даст"; во Владивостоке говорили: «Что флот даст». Флот давал все — даже кочерги
и печные вьюшки, лопаты и колеса для телег, матросы лудили бабкам кастрюли,
боцмана, кляня все на свете, паяли дырявые самовары. Здесь, на краю России, было
неуютно людям и неудобно кораблям.
* * *
Сибирская флотилия (эта одичалая и отверженная мать будущего Тихоокеанского
флота) имела тогда в Японии постоянные «станции», где корабли привыкли зимовать,
как в раю, и ремонтироваться, как у себя дома. Дальний Восток приманивал моряков
не только первобытной романтикой: тут платили повышенное жалованье, возникало
больше надежд на скорую карьеру. Правда, не хватало женщин, и любая невеста, на
которую в Сызрани никто бы и не посмотрел, здесь, во Владивостоке, становилась
капризна, отлично разбираясь в числе шевронов на рукавах матросов, в количестве
звезд на офицерских эполетах.
Один за другим плыли и плыли корабли океанами!
А великое постоянство пассатов сокращало пути-дороги.
Пора заглянуть в календарь: была весна 1880 года...
К тому времени Владивосток уже обзавелся собственным гербом: уссурийский тигр
держал в лапах два золотых якоря.
* * *
Подхваченный ликованием весенних пассатов, парусно-винтовой клипер «Наездник»
пересек Атлантику по диагонали, спускаясь к устью Ла-Платы, откуда мощный
океанский сквозняк потянул его дальше — к мысу Доброй Надежды. В паузах
неизбежных штилей офицеры допили казенную мадеру, команда прикончила последнюю
бочку солонины. В запасе оставались жирный, никогда не унывающий поросенок и две
ласковые газели, закупленные у португальцев На островах Зеленого Мыса.
Пустить их в общий котел команда отказалась.
— Помилуйте, вашбродь, — доказывали матросы, — они же с нами играются, как детки
малые, а мы их жрать будем?
— Но тогда вам предстоит сидеть на одной чечевице. Без мяса, — пригрозил
командир, — до самого Кейптауна.
|
